Особенно невыносимой становилась жизнь с вечера, когда в тишине стоны и плач звучали яснее и обильнее, когда из ущелий отдаленных гор выползали сине-черные тени и, скрывая вражий стан, двигались к полуразбитым стенам, а над черными
зубцами гор являлась луна, как потерянный щит, избитый ударами мечей.
Черногорцев я себе, конечно, представляла совершенно черными: неграми — представляла, Пушкиными — представляла, и горы, на которых живет это племя злое, — совершенно черные: черные люди в черных горах: на каждом
зубце горы — по крохотному злому черному черногорчику (просто — чертику). А Бонапарте, наверное, красный. И страшный. И один на одной горе. (Что Бонапарте — тот же Наполеон, который в воздухе носится, я и не подозревала, потому что мать, потрясенная возможностью такого вопроса, ответить — забыла).
Неточные совпадения
9-го мы думали было войти в Falsebay, но ночью проскользнули мимо и очутились миль за пятнадцать по ту сторону мыса. Исполинские скалы, почти совсем черные от ветра, как
зубцы громадной крепости, ограждают южный берег Африки. Здесь вечная борьба титанов — моря, ветров и
гор, вечный прибой, почти вечные бури. Особенно хороша скала Hangklip. Вершина ее нагибается круто к средине, а основания выдается в море. Вершины
гор состоят из песчаника, а основания из гранита.
В синем небе висел измятый медный круг луны, на том берегу от самой воды начинался лес,
зубцы елей напоминали лезвие огромной пилы; над землянкой круто поднимался в
гору густой кустарник,
гора казалась мохнатой, страшной, сползающей вниз.
На склоне каменной
горы // Над Койшаурскою долиной // Еще стоят до сей поры //
Зубцы развалины старинной.
Бледный свет // Тянулся длинной полосой // Меж темным небом и землей, // И различал я, как узор, // На ней
зубцы далеких
гор;
Светает.
Горы снеговые // На небосклоне голубом //
Зубцы подъемлют золотые; // Слилися с утренним лучом // Края волнистого тумана, // И на верху
горы Шайтана // Огонь, стыдясь перед зарей, // Бледнеет — тихо приподнялся, // Как перед смертию больной, // Угрюмый князь с земли сырой. // Казалось, вспомнить он старался // Рассказ ужасный и желал // Себя уверить он, что спал; // Желал бы счесть он всё мечтою… // И по челу провел рукою; // Но грусть жестокий властелин! // С чела не сгладил он морщин.