Таинственный двойник

Юрий Торубаров, 2010

Середина XIII века. Большая часть Руси несет на себе тяжкое бремя данника Золотой Орды. Ханские баскаки бесчинствуют в городах и селах. За малейшее неповиновение людей угоняли в рабство и продавали на невольничьих рынках. Вот так и попал в далекую Османскую Порту молодой русич Андрей, сначала как раб, потом стал воином-инородцем Сандом. Через много лет, пройдя сквозь сотни сражений, не раз посмотрев смерти в лицо, Андрей-Санд встретил товарища по несчастью, молодого графа Раймунда Тулузского… О дальнейших приключениях двух отважных воинов читайте в новом приключенческом романе Юрия Торубарова «Таинственный двойник»!

Глава 11

В этот день Адил, которого Санд назвал про себя уродцем, собирался поехать в Кютахья, чтобы сделать покупки для женщин Умур-бея. Они требовали разные товары: и дамаст, и парчу, цветастые курдэе, колпаки, туфли из лайки, шарфы. Попробуй всем угоди. Но за что ценили Адила — он всем мог угодить. У него был тонкий вкус, и что бы он ни давал женщинам, они не могли нарадоваться.

Адил начал завязывать полок, как услышал за спиной чьи-то торопливые шаги. Он оглянулся и увидел почти бегущую Арзу. Он понял, что что-то случилось. Арзу без причины к нему бы не пришла. Она умела разговаривать с ним и понимала движение его рук. Услышав, что Санд был схвачен Наимом в Брусе и обвинен в попытке к бегству, Адил побледнел. Он знал, что следует за этим.

— Он не виноват, — сказала она, — Санд поведал мне о своем желании на рынке поискать Настеньку, и я хотела все рассказать отцу, чтобы он не гневался, если узнает, что я разрешила ему это сделать. Но… я не могла к нему попасть и попросила Наима, чтобы он передал мое решение, но… — и слезы полились у нее из глаз.

Адил взял ее за руку, и они быстро пошли к бейскому шатру.

В этот час бея нельзя было беспокоить. Он возлежал на нежных мехах и наслаждался дымом волшебной силы, после которого в груди воцарялось радостное настроение, и оно уносило его в сказочные райские кущи. А Адил, этот все понимающий и уважительный, покорный и безоговорочный гулям вдруг точно сбесился. Рядом с ним его нежная, кроткая, любимая дочка Арзу, и они требуют оставить в живых этого беглеца. Что подумают его акынжи, если он не накажет виновного!

— Нет! И… убирайтесь!

Но куда делась у Адила, хватавшего на лету мысли своего властелина, отработанная за долгие годы податливая уступчивость, безропотная сговорчивость, что с ним случилось? И что случилось с его Арзу? Почему она так себя ведет? Что она говорит? Что она разрешила Санду поехать на невольничий рынок. С каких это пор женщина вмешивается в дела мужчин? Что говорит Адил?

— Мой повелитель, ты, кому Аллах не дал сына, но зато дал такую дочь, которая с достоинством заменит любого мужчину, уже сейчас должна учиться повелевать мужской половиной. Или ты хочешь, чтобы твой бейлик остался без правителя? Может, ты готовишь отдать его Эртогрулу, сын которого не раз причинял тебе разные неприятности? Если ты будешь милостив, к тебе будет милостив Аллах, и он услышит нашу мольбу и даст тебе наследника!

Последние слова Адила доконали бея. Ну и хитрый этот урус! Знает больное место бея. Но… все же, зачем дразнить Аллаха?

— Ладно… — бей задумался, — только ради Аллаха, милостивого, милосердного. Хвала и благодарение Аллаху, дарую я ему жизнь. Но… он будет пасти мой скот на самом дальнем уделе.

— Спасибо бею, такому же милостивому и милосердному, — Адил низко поклонился и выскользнул из шатра.

Санд привык к тому, что каждый день видел свет лишь мгновение. Но на этот раз яма освещалась довольно продолжительное время. И, похоже, никто не пытался ее закрыть. Сердце радостно забилось: «Бей выкупает его!»

Вверху раздались чьи-то голоса, сопение. И он увидел, как к нему спускают лестницу. «Ура! Меня освободят! Слава бею! Да я за него теперь и головы не пожалею!» — пронеслось в мыслях Санда.

— Поднимайся! — получил он долгожданный приказ.

Наверху свет ослепил Санда, и он закрыл глаза. Когда немного пообвык, то увидел перед собой… Наима, за ним группку людей. Злобный оскал Наима говорил о многом. Но Санд не хотел думать о плохом, считая, что он прибыл по приказу бея, чтобы освободить его. И ради этого Санд готов был броситься ему на шею. Но… перед ним вдруг вырос невысокий, полноватый человек, одетый в черное, с красной феской на голове. В руках у него был какой-то листок. Держа его перед собой, но глядя на Санда, этот человек певучим голосом заговорил:

— Во имя Аллаха, милостивого, милосердного…

Слова в ушах Санда вдруг стали терять свою сущность. Они стали таять, как снег на печи, не доходя до его сознания. Он понял одно — побег… его приговорили за побег… пастухом. Он пастух! По воле бея… пастух… хвала и благодарение Аллаху!

Сборы были недолги. Хасан и Халил его сопровождали. Он ехал, а в голове все смешалось. Он не понимал главного… побег. Какой побег? Он не думал никуда бежать. И ему стало ясно, почему так улыбался Наим.

Бей, отменяя казнь, посылал Санда на смерть, которая могла настигнуть в любую минуту. Эта земля не имела явного хозяина. Она понравилась бею. Здесь были тучные пастбища, вода. А что еще надо, чтобы множились твои стада? Он приказал взять из его многочисленных стад по нескольку лошадей и баранов и гнать их туда. Пастухом определил старого и больного гуляма. Это был поляк, которого несколько лет тому назад приобрели на невольничьем рынке. Он умел ходить за скотиной. Купить его уже никто не купит, а если убьют, то туда и дорога. А выживет, так ему, бею, только выгода. У поляка была прибавка, и хорошая. Стада росли, и нужен был второй человек. Вот бей и решил одной «стрелой» два вопроса.

Всю дорогу Санд пытался заговорить с охраной, но из этого ничего не получалось. Видать, крепкий получили приказ, чтобы молчать. Молчал и Халил. А из головы не выходило: «Что же случилось?» И вдруг Санд понял: «Меня заманили в ловушку! И это дело рук Наима! Теперь понятна его улыбка. И бей хорош! Поверил, что я беглец. Меня не спросил. Хотя, кто я? Раб! Раб! Кто же выдал? Знала только Арзу. Неужели она? Зачем? Что ей от меня надо? Нет и нет. Не верю! У нее такие глаза! Они не обманывали».

Подъехавших встретил свирепый лай собак. Огромные псы готовы были порвать и коней, и их всадников. Только окрик Яна — так звали скотовода — остановил собак, и они, урча, удалились прочь. Перед отъездом стражники оставили Санду кое-что из оружия: саблю, нож, лук со стрелами, копье. Стадо представляло интерес, и его надо было защищать. Перед расставанием Халил объехал стада. Подъехав к Яну, он поощрительно улыбнулся:

— Бей будет доволен твоей работой, — сказал он и хлестнул своего коня.

Когда Хасан с Халилом скрылись из виду, Ян подошел к Санду.

— Русский?

Тот утвердительно кивнул.

— Бежать не хочешь? — почему-то спросил он.

Вместо ответа Санд оголил спину.

— А, все понятно, — и усмехнулся, поднимая свою рубашку.

На его спине тоже были похожие отметины.

— На родину тянет? — продолжал он допрос.

Санд неопределенно пожал плечами. Ян опять усмехнулся.

— Иди, выбирай барана и тащи сюда. Надо отметить прибытие. Да и дорогой-то не очень они тебя жаловали. Знаю я их.

Санд схватил первое попавшееся животное, взвалил к себе на плечи и, подойдя к Яну, положил его перед ним.

— Резал? — спросил он.

— Доводилось.

— Тогда давай.

Он помог Санду снять шкуру с животного и стал резать его на куски.

— Собери дрова и разводи костер.

Почуяв кровь, прибежали несколько собак. Они покорно сели полукругом, дожидаясь своей доли. Мясо на углях Ян, судя по золотистой корочке, сделал превосходно. Но не торопился его есть, а подмигнул и удалился в шалаш. Вскоре принес оттуда кожаный мешок с какой-то жидкостью.

— Турки научили меня делать вино из кобыльего молока. Мне оно нравится.

Он поставил два кубка и налил в них жидкость. Подняв свой кубок, сказал:

— Я уже стар и для себя желаю только одного — покоя. Поэтому я здесь, забытый небом и беем. Но тебе, молодому, желаю, чтобы небо проявило милость, сделало тебя счастливым, удачливым человеком. В бою — непобедимым, для власти — угодным, для врага — грозным.

Напиток оказался приятным. Он напоминал Санду сыворотку, которой мать поила его, когда было жарко. Холодная, с погреба, она хорошо утоляла жажду.

Работы, как оказалось, было много. Ян был хорошим хозяином, многое умел. Доил овец, делал из молока сыр, выделывал кожи. Шил из них одежду. Так протекали и дни Санда. Правда, он успевал и поохотиться. Места были дикие, всего хватало. Пришлось дважды схватиться с волком, но вышел победителем. Бросая шкуры в яму для закваски, Ян не то пошутил, не то сказал то, о чем думал:

— Набьешь этого добра, нашьем шуб. Съездишь в Брусу, продашь. Скопим деньгу, тебя выкупим, и поедешь домой, на родину.

— Не тереби душу, Ян. Как я могу вернуться без Настеньки?

Ян, накрывая яму шкурами, повернул голову и, хитро прищурив глаз, хохотнул:

— Найдется другая Настенька.

— Другой… не надо, — Санд вдруг рванул с места, вскочил на коня и был таков.

— Растеребил я его рану, — вздохнул Ян, направляясь к шалашу, чтобы взять бадейку.

Наступало время дойки кобыл.

Санд прискакал на полюбившийся ему холм, который напоминал родные места. Это была круть над излучиной реки. Напрасно она грызла утес. Не по зубам он ей оказался. Только намыла омутину, в которую Санд любил нырять с головой. Холодны воды Сакарьи, так и жгут тело. Но потом хорошо! Растереть тело насухо, чувствовать, как горит оно от многочисленных игольных уколов.

На этот раз его погружение было более глубоким. И он глазам не поверил, увидев на дне чудовище, а не рыбу. Вынырнув, поплыл к берегу. Нашел крепкий сук с рогулиной. Заострил с другого конца и опять в воду. Рыбина лежала на месте. Прицелился и что есть силы вонзил в нее деревягу. Дернулась та и, ослабев, вся вытянулась. Перебил он ей хребтину. Еле выволок рыбину на берег, а дальше, хоть и здоров был, одному трудно было с ней совладать. Коня подогнал. Веревку по жабрам пропустил. Удалось поднять рыбину до половины. Так и приторочил к седлу.

Ян, как увидел это чудовище, так и схватился за голову:

— Да разве такие рыбы бывают? Что ж, мил человек, мы с ней делать будем?

— Соль есть?

— Соль-то есть, да, боюсь, не хватит.

Пока рубили рыбу, Ян все удивлялся:

— Как ты с ней справился? Сколько живу, таких чудовищ не видел.

Однажды их ритм жизни нарушил ночной лай и визг собак. Ян сразу понял, в чем дело.

— Беда! Угонят наше стадо.

— Не дадим, — Санд схватил саблю и бросился наружу.

— Ты куда? Вернись! — закричал ему вдогонку напарник.

Да только напрасно. Домчавшись до стада, он увидел, как несколько человек, отбиваясь от собак, стараются поднять стадо. Увлеченные своим делом, они не заметили появления пастуха. А тот, согнувшись в три погибели, лавируя меж скотиной, подскочил сзади к ближайшему угонщику и развалил его надвое. Тот не успел даже крикнуть. Такая же участь постигла второго. Третий заметил, но было поздно. И он последовал за ними. Силы похитителей убавились наполовину. Один из них, увидев Санда, бросился на него. Но, споткнувшись на ноге лежавшего барана, носом запахал по земле. Справиться с ним было просто. А те двое, увидев, что к нападавшему на них пастуху бежит подкрепление, бросились наутек. Один из них далеко не ушел. Догнавший его Санд прыгнул ему на спину и повалил наземь. Подбежавший Ян помог ему скрутить похитителя.

— Ах ты, разбойник, — закипятился Ян, когда тот стал дергаться, — да я тебе голову отрублю! — он замахнулся саблей.

— Не надо! — Санд перехватил его руку.

— Скажи ему спасибо, — пряча в ножны оружие, проговорил Ян, — а то я бы быстро…

— Что мы с ним будем делать? — Санд показал на пленника, когда они пришли на место.

— Пусть полежит до утра, а там разберемся.

— Последнего будем ловить? — спросил Санд.

— На кой он нам нужен. И этих хватит. Здорово мы с ними расправились, — продолжал Ян, готовя ложе ко сну.

Он достал из-за кутка старую шубу, пояснив:

— Ногам становится холодно. Тебе дать? — он потряс шубейкой.

— Нет, мне не надо. А ему надо дать. Человек все же.

Ян забурчал:

— Человек, человек! Да какой он человек…

— Не ворчи, Ян, — перебил Санд, — дай какой-нибудь зипун.

— Держи, — и бросил какую-то ветошь.

Пленник лежал скрюченный, дрожа от холода. Санд набросил на него одежонку и, вернувшись в шалаш, лег на свое место.

Утром долго решали, что с ним делать. И решили оставить. Если отпускать, надо давать коня, кое-какое оружие. Иначе дорогой пропадет. Зверья разного сколько шатается. Его развязали. Санд неожиданно сказал:

— Хочешь уйти, уходи.

Ян удивленно посмотрел на него. Пленник подумал и решил остаться. Тогда Ян дал ему заступ и велел, чтобы тот похоронил своих приятелей. Адыра, так звали пленника, долго не было. Ян и Санд даже стали думать, что он сбежал. Но тот вернулся поздно вечером с заступом на плече.

Он решил остаться, охотно выполнял все поручения. Его появление дало Санду возможность отсутствовать днями. Он набил гору лисиц, несколько волков уже были на примете. Дважды попадался благородный олень. Но в него Санд стрелять не стал. Уж больно красив. А для мяса и другие звери найдутся.

В этот день, увидев, что Санд опять засобирался, Ян заныл:

— Опять что-нибудь принесешь. А у меня яма забита. Да отдохни ты. Сколько тебя не видели.

Санд нехотя откликнулся на его нытье, но долго без дела просидеть не мог и предложил:

— Давайте из лука постреляем. Кто хуже всех стрельнет, тот барана разделывать будет.

— Давай, — заерепенился Ян.

Адыр, еще окончательно не оправившийся от пленения, неопределенно пожимал плечами, когда услышал это предложение. Они его уже признали своим. Он им рассказал, что направил их младший сын Эртогрула, Осман.

— Это какой-то бесенок, а не человек, — говорил Адыр, — то ли дело его старший брат Алладин, само спокойствие. Мягкий, добрый человек.

— У беев не могут быть мягкие, добрые дети, — заметил Ян, набивая колчан стрелами.

Они повдоль сложили заячью шкурку, прикрепили ее к колу. Отсчитав пятьдесят шагов, Ян протянул лук и стрелу Санду. Юноша тщательно прицелился, тетива щелкнула, засвистела стрела. Она попала в лопатку, как раз против заячьего сердца. Адыр защелкал языком, а Ян, точно это был его выстрел, издал торжественный крик. Вторым был Ян. Он долго целился. Потом опустил лук.

— Ветер изменился, — пояснил он, хотя этого никто не заметил.

Вторично не стал стрелять, помешала собака. Наверное, хотела попросить кость.

— На, — протянул он лук Адыру, — я за тобой.

Адыр попал прямо в хвостик, чем вызвал у всех дружный смех.

Стрелу Яна так и не нашли.

— Еще по разу, — объявил он, подавая лук Санду.

Только тот встал в стойку, как вдруг пес сорвался с места и ринулся с лаем прочь. Они переглянулись. На лице Яна был написан испуг.

— Твои, наверное, — каким-то жалобным голосом произнес он, глядя на Адыра. — О, Господи, что нам будет, — запричитал Ян.

— Я с вами! — выпалил Адыр, — меня все равно убьют!

Они похватали луки и спрятались за шалаш.

Вскоре появились два всадника. Санд узнал их. На его удивление, это были Адил и Арзу. Пастухи вышли из укрытия и пошли им навстречу. Отогнав псов, Санд помог Арзу спрыгнуть с лошади. А Адил оказался неплохим наездником. Он умело спрыгнул с коня и бросил поводья Яну. Затем обнял и по-русски трижды расцеловался с Сандом, потерся щекой с Яном, а незнакомцу кивнул головой.

Ян тотчас рассказал ему о третьем члене их компании и, не жалея красок, описал подвиг Санда. Как на юношу в это время смотрела Арзу! Наверное, он ей казался каким-то божеством. Рад, очень рад был за него и Адил.

«Стол» накрывали прямо на земле. У хозяйственного Яна оказался в наличии плат из бранной ткани. Угощение нехитрое, обычное: баранина на углях, запеченный в золе заяц, засоленная рыба, монгольская вода (конское забродившее молоко, которое называют кумысом). Зато гости потчевали их финиками, апельсинами, виноградом и щербетом.

Разговор вел в основном Ян. Адил все это время не спускал глаз с Санда. Когда Ян сделал паузу, Адил спросил жестикуляцией рук, продолжая глядеть на Санда:

— Скажи, кто твои родители?

Невольным переводчиком опять выступил Ян. Санд неожиданно усмехнулся.

— Родители… — произнес он со вздохом, — если бы я знал.

— Что тебе известно?

— Я знаю… — в задумчивости произнес он и начал рассказывать свою историю. — В детстве я спас дочь нашего боярина, — он повернулся к Арзу, — это как ваш отец, — пояснил он и продолжил, — а под вечер, когда я пришел к своему дому, увидел полный двор гостей. То были люди боярина. Не знаю отчего, но я испугался и спрятался в кустах под окном. И слышал, что боярин стал расспрашивать моего отца про меня. И тот вдруг признался, что не они мои родители. Они нашли меня около убитой татарами матери, услышав мой плач. Они сохранили даже мои пеленки. Отец поведал, что мать моя была очень красива, — сказал, а сам засмущался. — Сохранился от нее еще… — он поднял рубаху, оголяя грудь.

Там все увидели небольшой золотой крестик, на котором было вчервлено тело Христа.

Адил вдруг побледнел и протянул за ним руку. Санду пришлось его снять. Адил схватил крестик и стал тщательно рассматривать. На его левой стороне была едва заметная ссадинка. Он ее узнал. И вдруг бросился к Санду, стал его целовать. И даже выговорил слово: «Моой!»

Когда он успокоился, то с помощью Яна и Арзу поведал свою историю, историю сестры и воеводы. Рассказал и об Аскольде, сыне воеводы, как тот стал мужем Всеславны. Все слушали, затаив дыхание. Вернее, Яна, который все это пересказывал. Арзу не стыдилась своих слез. Да и глаза мужчин были влажны от услышанного.

Адил замолчал, каждый по-своему переваривал услышанное. Ян вдруг точно окаменел. Потом повернулся к Адилу и спросил:

— Подожди, как звали отца Санда?

— Аскольд.

— Аскольд, Аскольд, — врастяжку произнес поляк, что-то припоминая. — А… вспомнил! — и начал рассказывать: — Это было давно. Я еще жил на родине и был человеком Мазовецкого. Этот князь отдал немцам, тевтонам, один из своих замков. До них мы жили хорошо. Но когда они появились… да ладно. Как-то в лесу я собирал дрова. Слышу радостные голоса. Я оставил вязанку и решил посмотреть, что за люди. Прячась за деревья, я вышел на кромку леса и вижу… Господи… Тевтонцы рубили тех, кто радостно их приветствовал. И тут я услышал, как кто-то крикнул: «Аскольд, беги!» Я увидел, как какой-то воин, не тевтон, пробился средь их многочисленных рядов. Путь для него в лес был свободен. Там было спасение. Но, увидев, что гибнут его друзья, он повернул коня назад. Я не знал Аскольда, только слышал его имя. Но я понял, что это был он и своих друзей не бросил. Сеча была ужасная. Много погибло тевтонцев. Но силы были не равны, и эти ребята все погибли. Мне стало так плохо, что силы оставили меня. Как же так? Они думали, что их встречают друзья, а оказалось… Господи! Но это не все. Вязанку я потерял. Пока искал, услышал новые голоса. Я вернулся на свое место и увидел какого-то воя и женщину с ребенком на руках. Отец ребенка был еще жив. Звали его… Аскольд. Это я хорошо слышал. Так называла его жена. Она еще произнесла имя, какое прошептал его отец. Я расслышал: Андрей! Наверное, тот так назвал своего сына.

Андрей сидел ни жив ни мертв. Такое слышать! Не лучше выглядел и Василий, князь козельский с такой печальной судьбой. Молчание нарушил Ян.

— Да… интересная встреча! — произнес он, покачивая головой.

— Что… дальше? — глухо спросил Андрей.

— Дальше, — Ян тяжело вздохнул, — мы отнесли тела русских глубоко в лес и там похоронили. Потом расстались. Они торопились поскорее оставить эти места.

Он повернулся к Василию:

— Князь, — назвал он его. За столько лет Василий впервые услышал это слово, — почему ты так пристально разглядывал Андрея?

— Он вылитый дед Андрей Сеча, славный козельский воевода.

— Вот так да! — Ян ударил себя по ляшкам. — Я тогда столько наслышался о Козельске. Это был город, который первый дал отпор татарам! Да так дал, что об этом знали даже в глухих европейских селениях. Позволь мне, Андрей, вспоминая прах твоего знаменитого деда, поклониться тебе в ноги, чтобы он знал, что его слава не умрет в веках.

Он упал на колени и низко поклонился.

— Санд, что он тебе сказал? — подала голос Арзу.

Андрей, поднимая Яна, повернулся к ней:

— Говорит, хороший у меня был дед, — и рассмеялся.

— И я скажу, хороший! — поддержала и Арзу.

— Я думаю, — Андрей подошел к Арзу, — там было много хороших людей.

— Да, ты прав, — отряхивая колени, заговорил Ян, — взять князя, сколько тебе было тогда?

— Тринадцать.

— А какую отметину они оставили на тебе! Как ты сюда попал?

Князь поднялся, разминая затекшие ноги. Походил какое-то время взад вперед, потом сел. На него все смотрели, и он понял, что ждут рассказа. И опять при помощи Яна и Арзу Адил поведал:

— Мы долго держались. Ждали помощи. Посылали лазутчиков. Многие погибли. Аскольд дошел, но черниговский князь отказал в поддержке. Он боялся, что Батый пойдет на него.

Ян вскочил:

— Вот так всегда у нас: одного бьют, все смотрят. Начинают бить второго — тоже смотрят, — он говорил быстро, нервно, брызгая слюной. — Одни не заступаются, потому что, когда его били, никто не вступился. Другие думают: не полезу, и меня не тронут. Не проходит, — Ян виновато посмотрел на князя. — Прости, князь, душа не терпит.

— Я понимаю, — князь откашлялся, посмотрел на закат.

Солнце стало прятаться за далекие зубцы гор. Они приобрели какое-то фантастическое очертание неведомой крепости, напоминая о далеких боевых днях.

— Так вот, — продолжил он, — воевода понимал, что нам не устоять. И решил во что бы то ни стало спасти хотя бы часть детей. Ибо знал, что вражина никого не оставит в живых. И это ему удалось. Были сделаны несколько ладей. Жиздра тогда разлилась и стала для татар недоступна. Собрав все силы в кулак, воевода открыл ворота и отбросил татар. Проход к реке был свободен. Мы все успели добежать до воды. Одним словом, были спасены. Но нас стали преследовать старые наши враги — соседи, половцы. Аскольд хотел спасти меня и дал одного воина, а сам с другими воинами остался, чтобы задержать врага. Мы с ним бежали, но нас догнали. Воин погиб, а я вот… — он вздохнул.

Все поняли, что как ему тяжело вспоминать то время. Ян постарался как-то это сгладить:

— Ладно, князь, главное, жив остался. Многим ведь было и не суждено…

— Я понимаю. За мной гнался один половец, я сумел его ранить. Но он…

И все поняли, что тот сделал.

— Я потерял сознание. Спасла… собака. У меня не было сил идти. Она меня нашла, и я стал сосать ее молоко. Это дало мне силы. Потом она привела хозяина. Хорошие были люди. Но… опять татарский набег. Дальше, как обычно. И я молю Господа, что попал к Умур-беку. Зная теперь других ему подобных, скажу, что он хороший человек. И Арзу в него, — он посмотрел на нее и по-отечески улыбнулся здоровой частью лица. — Да, Андрей, ты ей обязан жизнью. Бек за самовольный отъезд решил поступить с тобой по обычаю своих предков. Тебя должен был судить кадий. Я разговаривал с ним. Он был в затруднении, как казнить тебя: отрубить голову, утопить или разорвать лошадьми.

— Это… правда? — лицо Андрея изменилось.

— Я не шучу.

По его глазам можно было понять, что он говорит правду. Андрей вскочил и подошел к Арзу. Какими глазами она смотрела на него! В них было все: и счастье, что она сумела спасти его, и страсть горячих южных женщин, и радость видеть его. Юность же Андрея еще не позволяла глубоко читать сокровенные тайны по глазам. Но он сердцем чувствовал ее доброту и рано созревшее в ней материнское чувство как-то оградить, сберечь его. Он был ей очень благодарен. И она уловила это в теплоте его голоса, когда он благодарил ее за совершенный, весьма смелый для этих краев поступок.

И в ней родился какой-то позыв, подавить который она была не в силах. Она робко взяла его руку и, не отрывая от него глаз, тихо сказала:

— Смотри, какой красивый закат. Побежим, догоним солнце!

И он послушно последовал за ней. Догнали ли они солнце, это было их тайной. Возвратились они усталые, но каким счастьем светились их глаза!

С рассветом все были на ногах. Гостям предстоял долгий путь назад. Подтягивая подпругу Адилового коня, Ян не удержался и спросил у него:

— Как вы попали к нам?

Тот рассмеялся.

— Да по дороге на Кютахья решили свернуть, завезти вам кое-чего вкусненького.

— Ага, ясно, — Ян хлопнул коня по крупу. — Готов.

Санд провожал их до тех пор, пока они не запротестовали.

— Поворачивай назад, тут близко, — сказала Арзу.

Поняв, что сопротивляться бесполезно, Санд был вынужден остановить коня. Рядом с ним оказался Адил. Усмирив танцевавшую лошадь, он спросил:

— О родине-то думаешь?

Санд тяжело вздохнул. По нему было все ясно.

— А ты? — в свою очередь задал вопрос Санд.

— Мой маленький Козельск занимает в моем сердце самое большое место!

Его жестикуляцию Санд понял уже без переводчицы. Затем Адил дружески ударил его по плечу:

— Бывай, — и пришпорил коня.

Санд долго держал теплые, легко дрожавшие, нежные руки Арзу. Потом она осторожно освободила их из его плена, сверкнула глазами и взмахнула плетью. Лошадь шарахнулась и понесла. Но она оглянулась, и видно было, как на ее глазах блестели слезы.