Неточные совпадения
— Сам не понимаю, как это вышло! С детства всех
боялся, стал подрастать — начал ненавидеть, которых за подлость, которых — не знаю за что, так просто! А теперь все для
меня по-другому встали, — жалко всех, что ли? Не могу понять, но сердце стало мягче, когда узнал, что не все виноваты в грязи своей…
— Не сердись! Как
мне не
бояться! Всю жизнь в страхе жила, — вся душа обросла страхом!
— Придут, — скажи, что
я сейчас ворочусь. И, пожалуйста, не
бойся…
— Родителей лишилась? — повторила она. — Это — ничего! Отец у
меня такой грубый, брат тоже. И — пьяница. Старшая сестра — несчастная… Вышла замуж за человека много старше ее. Очень богатый, скучный, жадный. Маму — жалко! Она у
меня простая, как вы. Маленькая такая, точно мышка, так же быстро бегает и всех
боится. Иногда — так хочется видеть ее…
— Разве же есть где на земле необиженная душа?
Меня столько обижали, что
я уже устал обижаться. Что поделаешь, если люди не могут иначе? Обиды мешают дело делать, останавливаться около них — даром время терять. Такая жизнь!
Я прежде, бывало, сердился на людей, а подумал, вижу — не стоит. Всякий
боится, как бы сосед не ударил, ну и старается поскорее сам в ухо дать. Такая жизнь, ненько моя!
—
Боялся, что ударит офицер! Он — чернобородый, толстый, пальцы у него в шерсти, а на носу — черные очки, точно — безглазый. Кричал, топал ногами! В тюрьме сгною, говорит! А
меня никогда не били, ни отец, ни мать,
я — один сын, они
меня любили.
— Обидно это, — а надо не верить человеку, надо
бояться его и даже — ненавидеть! Двоится человек. Ты бы — только любить хотел, а как это можно? Как простить человеку, если он диким зверем на тебя идет, не признает в тебе живой души и дает пинки в человеческое лицо твое? Нельзя прощать! Не за себя нельзя, —
я за себя все обиды снесу, — но потакать насильщикам не хочу, не хочу, чтобы на моей спине других бить учились.
— Вы не
бойтесь, —
я его не трону!
Я мягкий, как пареная репа! И
я… эй, ты, герой, не слушай, —
я его люблю! Но
я — жилетку его не люблю! Он, видите, надел новую жилетку, и она ему очень нравится, вот он ходит, выпуча живот, и всех толкает: а посмотрите, какая у
меня жилетка! Она хорошая — верно, но — зачем толкаться? И без того тесно.
—
Я — не
боюсь! Не верю! Видела бы — не поверила!
— И ты по этим делам пошла, Ниловна? — усмехаясь, спросил Рыбин. — Так. Охотников до книжек у нас много там. Учитель приохочивает, — говорят, парень хороший, хотя из духовного звания. Учителька тоже есть, верстах в семи. Ну, они запрещенной книгой не действуют, народ казенный, —
боятся. А
мне требуется запрещенная, острая книга,
я под их руку буду подкладывать… Коли становой или поп увидят, что книга-то запрещенная, подумают — учителя сеют! А
я в сторонке, до времени, останусь.
— А вот не бояться-то
я и не умею!
— Пусть идет, — вы не беспокойтесь!
Я тоже очень
боялась, — мой впереди всех. Который несет знамя — это мой сын!
— Это превосходно, что вы с нами, — приятно видеть ваше лицо. Чем она кончит? — спрашиваю
я себя. Грустно, когда подумаешь, что вас — как всех — ждет тюрьма и всякое свинство. Вы не
боитесь тюрьмы?
— Напрасно вы
меня спрашиваете —
боюсь ли
я, — заговорила она вздыхая, — друг друга вы не спрашиваете насчет страха.
— Дело чистое, Степан, видишь? Дело отличное!
Я тебе говорил — это народ собственноручно начинает. А барыня — она правды не скажет, ей это вредно.
Я ее уважаю, что же говорить! Человек хороший и добра нам хочет, ну — немножко — и чтобы без убытка для себя! Народ же — он желает прямо идти и ни убытка, ни вреда не
боится — видал? Ему вся жизнь вредна, везде — убыток, ему некуда повернуться, кругом — ничего, кроме — стой! — кричат со всех сторон.
— Они это умеют! — отозвался парень, хмуря брови. Плечи у него вздрогнули. — То есть
боюсь я их — как чертей! А мужики — не били?
— Теперь
я ничего не
боюсь, — слава тебе, Христе!
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет.
Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.
— Позвольте вам доложить, Петр Александрыч, что как вам будет угодно, а в Совет к сроку заплатить нельзя. Вы изволите говорить, — продолжал он с расстановкой, — что должны получиться деньги с залогов, с мельницы и с сена… (Высчитывая эти статьи, он кинул их на кости.) Так
я боюсь, как бы нам не ошибиться в расчетах, — прибавил он, помолчав немного и глубокомысленно взглянув на папа.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только
я, право,
боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
О!
я шутить не люблю.
Я им всем задал острастку.
Меня сам государственный совет
боится. Да что в самом деле?
Я такой!
я не посмотрю ни на кого…
я говорю всем: «
Я сам себя знаю, сам».
Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу.
Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Сначала все
боялась я, // Как в низенькую горенку // Входил он: ну распрямится?
Правдин. Не
бойтесь. Их, конечно, ведет офицер, который не допустит ни до какой наглости. Пойдем к нему со
мной.
Я уверен, что вы робеете напрасно.
Скотинин. А движимое хотя и выдвинуто,
я не челобитчик. Хлопотать
я не люблю, да и
боюсь. Сколько
меня соседи ни обижали, сколько убытку ни делали,
я ни на кого не бил челом, а всякий убыток, чем за ним ходить, сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду.