Неточные совпадения
Однажды после ужина Павел опустил занавеску на окне, сел в угол и стал читать, повесив на стенку над своей головой жестяную лампу.
Мать убрала посуду и, выйдя из кухни, осторожно подошла к нему. Он
поднял голову и вопросительно взглянул ей в лицо.
В сенях зашаркали чьи-то ноги,
мать вздрогнула и, напряженно
подняв брови, встала.
Мать, закрыв окно, медленно опустилась на стул. Но сознание опасности, грозившей сыну, быстро
подняло ее на ноги, она живо оделась, зачем-то плотно окутала голову шалью и побежала к Феде Мазину, — он был болен и не работал. Когда она пришла к нему, он сидел под окном, читая книгу, и качал левой рукой правую, оттопырив большой палец. Узнав новость, он быстро вскочил, его лицо побледнело.
— Как вы всегда говорите, Андрюша! — воскликнула
мать. Стоя на коленях около самовара, он усердно дул в трубу, но тут
поднял свое лицо, красное от напряжения, и, обеими руками расправляя усы, спросил...
— На это есть особые причины! — ответил он,
подняв палец кверху. — Так, значит, решено, мамаша? Завтра мы вам доставим материалец, и снова завертится пила разрушения вековой тьмы. Да здравствует свободное слово, и да здравствует сердце
матери! А пока — до свиданья!
В сердце ее вспыхнули тоска разочарования и — радость видеть Андрея. Вспыхнули, смешались в одно большое, жгучее чувство; оно обняло ее горячей волной, обняло,
подняло, и она ткнулась лицом в грудь Андрея. Он крепко сжал ее, руки его дрожали,
мать молча, тихо плакала, он гладил ее волосы и говорил, точно пел...
— Павел сидит, — терпит! Выпустили одного меня! — Он
поднял глаза в лицо
матери и медленно, сквозь зубы, проговорил: — Я им сказал — будет, пустите меня на волю!.. А то я убью кого-нибудь, и себя тоже. Выпустили.
Павел
поднял руку, хотел что-то сказать, но
мать взяла его за другую руку и, потянув ее вниз, прошептала...
Павел
поднял голову и смотрел на него бледный, широко раскрыв глаза,
мать привстала со стула, чувствуя, как растет, надвигается на нее темная тревога.
Павел
поднял руку кверху — древко покачнулось, тогда десяток рук схватили белое гладкое дерево, и среди них была рука его
матери.
— Ра-азойтись! — тонким голосом кричал маленький офицерик, размахивая белой саблей. Ноги он
поднимал высоко и, не сгибая в коленях, задорно стукал подошвами о землю. В глаза
матери бросились его ярко начищенные сапоги.
Мать, шатаясь, подошла к обломку древка, брошенного им, и снова
подняла его.
Ушли они.
Мать встала у окна, сложив руки на груди, и, не мигая, ничего не видя, долго смотрела перед собой, высоко
подняв брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро почувствовала боль в зубах. В лампе выгорел керосин, огонь, потрескивая, угасал. Она дунула на него и осталась во тьме. Темное облако тоскливого бездумья наполнило грудь ей, затрудняя биение сердца. Стояла она долго — устали ноги и глаза. Слышала, как под окном остановилась Марья и пьяным голосом кричала...
— Погоди, ребята! — заговорил Рыбин, оглядывая их, и
поднял руку неторопливым движением. — Вот — женщина! — сказал он, указывая на
мать. — Сын у нее, наверное, пропал теперь…
Мать пугливо
подняла бровь и сказала ему...
Мать слушала, высоко
подняв бровь, с улыбкой радостного удивления, застывшей на лице.
Широко открыв рот, он
поднимал голову вверх, а руку протянул вперед.
Мать осторожно взяла его руку и, сдерживая дыхание, смотрела в лицо Егора. Судорожным и сильным движением шеи он запрокинул голову и громко сказал...
Она покраснела, опустилась на стул, замолчала. «Милая ты моя, милая!» — улыбаясь, думала
мать. Софья тоже улыбнулась, а Николай, мягко глядя в лицо Саши, тихо засмеялся. Тогда девушка
подняла голову, строго посмотрела на всех и, бледная, сверкнув глазами, сухо, с обидой в голосе, сказала...
— Почему, Саша? — лукаво спросила Софья, вставая и подходя к ней. Вопрос этот показался
матери лишним и обидным для девушки, она вздохнула и,
подняв бровь, с упреком посмотрела на Софью.
— Перестаньте, Саша! — спокойно сказал Николай.
Мать тоже подошла к ней и, наклонясь, осторожно погладила ее голову. Саша схватила ее руку и,
подняв кверху покрасневшее лицо, смущенно взглянула в лицо
матери. Та улыбнулась и, не найдя, что сказать Саше, печально вздохнула. А Софья села рядом с Сашей на стул, обняла за плечи и, с любопытной улыбкой заглядывая ей в глаза, сказала...
— Он первый открыто
поднял знамя нашей партии! — с гордостью заявил юноша, и его гордость созвучно отозвалась в сердце
матери.
— Слышишь? — толкнув в бок голубоглазого мужика, тихонько спросил другой. Тот, не отвечая,
поднял голову и снова взглянул в лицо
матери. И другой мужик тоже посмотрел на нее — он был моложе первого, с темной редкой бородкой и пестрым от веснушек, худым лицом. Потом оба они отодвинулись от крыльца в сторону.
Михаило отирал с лица и бороды грязь, кровь и молчал, оглядываясь. Взгляд его скользнул по лицу
матери, — она, вздрогнув, потянулась к нему, невольно взмахнула рукою, — он отвернулся. Но через несколько минут его глаза снова остановились на лице ее. Ей показалось — он выпрямился,
поднял голову, окровавленные щеки задрожали…
— Отоприте! — просительно и тихо ответили из-за двери.
Мать подняла крючок, толкнула дверь ногой — вошел Игнат и радостно сказал...
Мать подняла голову и тихо, вздрогнувшим голосом сказала...
Ее горячий полушепот, слова любви ее, успокаивая волнение
матери,
поднимали ее упавшие силы.
Он поставил чемодан около нее на лавку, быстро вынул папиросу, закурил ее и, приподняв шапку, молча ушел к другой двери.
Мать погладила рукой холодную кожу чемодана, облокотилась на него и, довольная, начала рассматривать публику. Через минуту она встала и пошла на другую скамью, ближе к выходу на перрон. Чемодан она легко держала в руке, он был невелик, и шла,
подняв голову, рассматривая лица, мелькавшие перед нею.
Неточные совпадения
— Да если тебе так хочется, я узнаю прежде о ней и сама подойду, — отвечала
мать. — Что ты в ней нашла особенного? Компаньонка, должно быть. Если хочешь, я познакомлюсь с мадам Шталь. Я знала её belle-soeur, — прибавила княгиня, гордо
поднимая голову.
Сообразив наконец то, что его обязанность состоит в том, чтобы
поднимать Сережу в определенный час и что поэтому ему нечего разбирать, кто там сидит,
мать или другой кто, а нужно исполнять свою обязанность, он оделся, подошел к двери и отворил ее.
«Плохо! — подумал Вронский,
поднимая коляску. — И то грязно было, а теперь совсем болото будет». Сидя в уединении закрытой коляски, он достал письмо
матери и записку брата и прочел их.
Левин вошел в денник, оглядел Паву и
поднял краснопегого теленка на его шаткие, длинные ноги. Взволнованная Пава замычала было, но успокоилась, когда Левин подвинул к ней телку, и, тяжело вздохнув, стала лизать ее шаршавым языком. Телка, отыскивая, подталкивала носом под пах свою
мать и крутила хвостиком.
Вронский вошел в вагон.
Мать его, сухая старушка с черными глазами и букольками, щурилась, вглядываясь в сына, и слегка улыбалась тонкими губами. Поднявшись с диванчика и передав горничной мешочек, она подала маленькую сухую руку сыну и,
подняв его голову от руки, поцеловала его в лицо.