Неточные совпадения
В комнате непрерывно звучали два голоса, обнимаясь и борясь друг с другом в возбужденной игре. Шагал Павел, скрипел пол под его
ногами. Когда он говорил, все звуки тонули в его речи, а когда спокойно и медленно лился
тяжелый голос Рыбина, — был слышен стук маятника и тихий треск мороза, щупавшего стены дома острыми когтями.
Порою входили арестанты, серые, однообразные, в
тяжелых кожаных башмаках. Входя в полутемную комнату, они мигали глазами. У одного на
ногах звенели кандалы.
Оставшись один, Весовщиков оглянулся, вытянул
ногу, одетую в
тяжелый сапог, посмотрел на нее, наклонился, пощупал руками толстую икру. Поднял руку к лицу, внимательно оглядел ладонь, потом повернул тылом. Рука была толстая, с короткими пальцами, покрыта желтой шерстью. Он помахал ею в воздухе, встал.
двумя
тяжелыми вздохами отозвались густые, пониженные голоса. Люди шагнули вперед, дробно ударив
ногами землю. И потекла новая песня, решительная и решившаяся.
— Шагай! — говорил он бесцветным голосом и смешно выкидывал свои кривые
ноги в
тяжелых сапогах с присохшей грязью. Мать оглянулась вокруг. В поле было пусто, как в душе…
Полудремотно она смотрела на Николая, сидевшего, поджав под себя
ноги, в другом конце широкого дивана, разглядывала строгий профиль Софьи и голову ее, покрытую
тяжелой массой золотистых волос.
Сложив
тяжелые руки Егора на груди его, поправив на подушке странно
тяжелую голову, мать, отирая слезы, подошла к Людмиле, наклонилась над нею, тихо погладила ее густые волосы. Женщина медленно повернулась к ней, ее матовые глаза болезненно расширились, она встала на
ноги и дрожащими губами зашептала...
Тревожно носились по воздуху свистки полицейских, раздавался грубый, командующий голос, истерично кричали женщины, трещало дерево оград, и глухо звучал
тяжелый топот
ног по сухой земле.
За дверью раздались
тяжелые шаги. Упираясь руками в стол, мать поднялась на
ноги…
И вдруг почувствовала, что
ноги у нее дрогнули,
отяжелели, точно примерзли к земле, — из-за угла тюрьмы спешно, как всегда ходят фонарщики, вышел сутулый человек с лестницей на плече.
Ее толкали в шею, спину, били по плечам, по голове, все закружилось, завертелось темным вихрем в криках, вое, свисте, что-то густое, оглушающее лезло в уши, набивалось в горло, душило, пол проваливался под ее
ногами, колебался,
ноги гнулись, тело вздрагивало в ожогах боли,
отяжелело и качалось, бессильное. Но глаза ее не угасали и видели много других глаз — они горели знакомым ей смелым, острым огнем, — родным ее сердцу огнем.
Несколько мужчин, женщин и девушек, в странных костюмах, с обнаженными руками и ногами до колен, появились из маленьких деревянных будок, построенных на берегу, и, взявшись за руки, кинулись со смехом в волны, расплескивая воду, которая брызгала у них из-под
ног тяжелыми каплями, точно расплавленное золото.
Иван Иваныч и Буркин испытывали уже чувство мокроты, нечистоты, неудобства во всем теле,
ноги отяжелели от грязи, и когда, пройдя плотину, они поднимались к господским амбарам, то молчали, точно сердились друг на друга.
В кумачной, без пояса, рубахе, с голой грудью, красиво поросшей узором курчавых волос, он, поджарый и вертлявый, напоминает трактирного танцора, и жалко видеть на его стройных
ногах тяжелые, точно из чугуна литые опорки.
Неточные совпадения
Жеребец, с усилием тыкаясь
ногами, укоротил быстрый ход своего большого тела, и кавалергардский офицер, как человек, проснувшийся от
тяжелого сна, оглянулся кругом и с трудом улыбнулся. Толпа своих и чужих окружила его.
Тяжелые волы лежали, подвернувши под себя
ноги, большими беловатыми массами и казались издали серыми камнями, раскиданными по отлогостям поля.
Ноги его вдруг
отяжелели, и он начал чувствовать сильный позыв ко сну.
В тусклом воздухе закачались ледяные сосульки штыков, к мостовой приросла группа солдат; на них не торопясь двигались маленькие, сердитые лошадки казаков; в середине шагал, высоко поднимая передние
ноги, оскалив зубы,
тяжелый рыжий конь, — на спине его торжественно возвышался толстый, усатый воин с красным, туго надутым лицом, с орденами на груди; в кулаке, обтянутом белой перчаткой, он держал нагайку, — держал ее на высоте груди, как священники держат крест.
После двух рюмок золотистой настойки Клим Иванович почувствовал, что у него
отяжелел язык,
ноги как будто отнялись, не двигаются.