— Только этого мало. Я к тебе за книжками явился. Мы тут вдвоем, Ефим этот со мной, — деготь возили, ну, дали крюку, заехали к тебе! Ты меня снабди книжками, покуда Ефим не пришел, — ему лишнее
много знать…
Неточные совпадения
— Все-таки, — ослабляет тюрьма. Проклятое безделье! Нет ничего мучительнее.
Знаешь, как
много нужно работать, и — сидишь в клетке, как зверь…
Его самого полиция там, в Керчи, убила, но это — не важно! Он правду
знал и
много посеял ее в людях. Так вот вы — невинно убиенный человек…
— Э! — кивнув головой, сказал хохол. — Поговорок
много. Меньше
знаешь — крепче спишь, чем неверно? Поговорками — желудок думает, он из них уздечки для души плетет, чтобы лучше было править ею. А это какая буква?
—
Знаете? — сказал хохол, стоя в двери. —
Много горя впереди у людей,
много еще крови выжмут из них, но все это, все горе и кровь моя, — малая цена за то, что уже есть в груди у меня, в мозгу моем… Я уже богат, как звезда лучами, — я все снесу, все вытерплю, — потому что есть во мне радость, которой никто, ничто, никогда не убьет! В этой радости — сила!
— Красота какая, Николай Иванович, а? И сколько везде красоты этой милой, — а все от нас закрыто и все мимо летит, не видимое нами. Люди мечутся — ничего не
знают, ничем не могут любоваться, ни времени у них на это, ни охоты. Сколько могли бы взять радости, если бы
знали, как земля богата, как
много на ней удивительного живет. И все — для всех, каждый — для всего, — так ли?
Мать, слушая его, невольно думала: «Не
много ты
знаешь».
— Не
знаю уж! — осторожно сказала мать. — Иной раз покажется трудно. А всего так
много, все такое серьезное, удивительное, двигается одно за другим скоро, скоро так…
— Идет, идет, — все к одному…
Много тяжелого,
знаете! Люди страдают, бьют их, жестоко бьют, и
многие радости запретны им, — очень это тяжело!
— Эк ведь комиссия! Ну, уж комиссия же с вами, — вскричал Порфирий с совершенно веселым, лукавым и нисколько не встревоженным видом. — Да и к чему вам знать, к чему вам так
много знать, коли вас еще и не начинали беспокоить нисколько! Ведь вы как ребенок: дай да подай огонь в руки! И зачем вы так беспокоитесь? Зачем сами-то вы так к нам напрашиваетесь, из каких причин? А? хе-хе-хе!
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Вы всё эдакое говорите… Я бы вас попросила, чтоб вы мне написали лучше на память какие-нибудь стишки в альбом. Вы, верно, их
знаете много.
Хлестаков. Да что стихи! я
много их
знаю.
Городничий. Что, голубчики, как поживаете? как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что,
много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят!..
Знаете ли вы, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, что…
— // Я
знал Ермилу, Гирина, // Попал я в ту губернию // Назад тому лет пять // (Я в жизни
много странствовал, // Преосвященный наш // Переводить священников // Любил)…
В минуты унынья, о Родина-мать! // Я мыслью вперед улетаю, // Еще суждено тебе
много страдать, // Но ты не погибнешь, я
знаю.