Неточные совпадения
— Родителей лишилась? — повторила она. — Это — ничего! Отец у меня такой грубый, брат тоже. И — пьяница. Старшая сестра — несчастная… Вышла замуж за человека
много старше ее. Очень богатый, скучный, жадный. Маму — жалко! Она у меня простая,
как вы. Маленькая такая, точно мышка, так же быстро бегает и всех боится. Иногда — так хочется видеть ее…
Когда окинешь добрыми глазами землю, когда увидишь,
как нас, рабочих,
много, сколько силы мы несем, — такая радость обнимает сердце, такой великий праздник в груди!
— Так вот! — сказал он,
как бы продолжая прерванный разговор. — Мне с тобой надо поговорить открыто. Я тебя долго оглядывал. Живем мы почти рядом; вижу — народу к тебе ходит
много, а пьянства и безобразия нет. Это первое. Если люди не безобразят, они сразу заметны — что такое? Вот. Я сам глаза людям намял тем, что живу в стороне.
— Надо говорить о том, что есть, а что будет — нам неизвестно, — вот! Когда народ освободится, он сам увидит,
как лучше. Довольно
много ему в голову вколачивали, чего он не желал совсем, — будет! Пусть сам сообразит. Может, он захочет все отвергнуть, — всю жизнь и все науки, может, он увидит, что все противу него направлено, —
как, примерно, бог церковный. Вы только передайте ему все книги в руки, а уж он сам ответит, — вот!
— Вы можете! — сказал хохол и, отвернув от нее лицо, крепко,
как всегда, потер руками голову, щеку и глаза. — Все любят близкое, но — в большом сердце и далекое — близко! Вы
много можете. Велико у вас материнское…
— Э! — кивнув головой, сказал хохол. — Поговорок
много. Меньше знаешь — крепче спишь, чем неверно? Поговорками — желудок думает, он из них уздечки для души плетет, чтобы лучше было править ею. А это
какая буква?
Между этим делом народит детей себе и сначала забавляется ими, а
как и они тоже
много есть начнут, он — сердится, ругает их — скорей, обжоры, растите, работать пора!
— Ах, Андрюша! — сказала мать. — Молодому все просто. А
как поживешь, — горя-то —
много, силы-то — мало, а ума — совсем нет…
— Я, мама, видел, —
многое задевало тебя за душу, трудно тебе. Думал — никогда ты не помиришься с нами, не примешь наши мысли,
как свои, а только молча будешь терпеть,
как всю жизнь терпела. Это тяжело было!..
— Знаете? — сказал хохол, стоя в двери. —
Много горя впереди у людей,
много еще крови выжмут из них, но все это, все горе и кровь моя, — малая цена за то, что уже есть в груди у меня, в мозгу моем… Я уже богат,
как звезда лучами, — я все снесу, все вытерплю, — потому что есть во мне радость, которой никто, ничто, никогда не убьет! В этой радости — сила!
Было странно тихо, —
как будто люди, вчера так
много кричавшие на улице, сегодня спрятались в домах и молча думают о необычном дне.
И горе этого дня было,
как весь он, особенное, — оно не сгибало голову к земле,
как тупой, оглушающий удар кулака, оно кололо сердце
многими уколами и вызывало в нем тихий гнев, выпрямляя согнутую спину.
Его говорок звучал в светлой, залитой солнцем комнате спокойно и ровно. Мать уже
много слышала таких историй и никогда не понимала — почему их рассказывают так спокойно, относясь к ним,
как к чему-то неизбежному?
— Старше на шесть лет. Я ей очень
многим обязан. Вот вы послушайте,
как она играет! Это ее пианино… здесь вообще
много ее вещей, мои — книги…
Прощаясь с сестрой, Николай крепко пожал ей руку, и мать еще раз отметила простоту и спокойствие их отношений. Ни поцелуев, ни ласковых слов у этих людей, а относятся они друг к другу так душевно, заботливо. Там, где она жила, люди
много целуются, часто говорят ласковые слова и всегда кусают друг друга,
как голодные собаки.
А я пошутил: «
Как назначат в лесу воеводой лису, пера будет
много, а птицы — нет!» Он покосился на меня, заговорил насчет того, что, мол, терпеть надо народу и богу молиться, чтобы он силу дал для терпенья.
— Может быть, я говорю глупо, но — я верю, товарищи, в бессмертие честных людей, в бессмертие тех, кто дал мне счастье жить прекрасной жизнью, которой я живу, которая радостно опьяняет меня удивительной сложностью своей, разнообразием явлений и ростом идей, дорогих мне,
как сердце мое. Мы, может быть, слишком бережливы в трате своих чувств,
много живем мыслью, и это несколько искажает нас, мы оцениваем, а не чувствуем…
— Кузнеца-то? Савел, а прозвище Евченко. Молодой еще, уж
много понимал. Понимать-то, видно, — запрещается! Придет, бывало, и говорит: «
Какая ваша жизнь, извозчики?» — «Верно, говорим, жизнь хуже собачьей».
— Ой, батюшки! — смущенно воскликнула мать. — Вот
как я, —
много время-то, а?
Неточные совпадения
Осип, слуга, таков,
как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит
много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Анна Андреевна.
Как можно-с! Вы делаете
много чести. Я этого не заслуживаю.
Городничий. Что, голубчики,
как поживаете?
как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что,
много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли вы, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, что…
— Неволя к вам вернулася? // Погонят вас на барщину? // Луга у вас отобраны? — // «Луга-то?.. Шутишь, брат!» // — Так что ж переменилося?.. // Закаркали «Голодную», // Накликать голод хочется? — // — «Никак и впрямь ништо!» — // Клим
как из пушки выпалил; // У
многих зачесалися // Затылки, шепот слышится: // «Никак и впрямь ништо!»
Носила я Демидушку // По поженкам… лелеяла… // Да взъелася свекровь, //
Как зыкнула,
как рыкнула: // «Оставь его у дедушки, // Не
много с ним нажнешь!» // Запугана, заругана, // Перечить не посмела я, // Оставила дитя.