Верно он говорит: чужда мне
была книга в то время. Привыкший к церковному писанию, светскую мысль понимал я с великим трудом, — живое слово давало мне больше, чем печатное. Те же мысли, которые я понимал из книг, — ложились поверх души и быстро исчезали, таяли в огне её. Не отвечали они на главный мой вопрос: каким законам подчиняется бог, чего ради, создав по образу и подобию своему, унижает меня вопреки воле моей, коя есть его же воля?
Неточные совпадения
Начал
книги читать церковные — все, что
были; читаю — и наполняется сердце моё звоном красоты божественного слова; жадно
пьёт душа сладость его, и открылся в ней источник благодарных слёз. Бывало, приду в церковь раньше всех, встану на колени перед образом Троицы и лью слёзы, легко и покорно, без дум и без молитвы: нечего
было просить мне у бога, бескорыстно поклонялся я ему.
Барин наш, Константин Николаевич Лосев, богат
был и много земель имел; в нашу экономию он редко наезжал: считалась она несчастливой в их семействе, в ней баринову мать кто-то задушил, дед его с коня упал, разбился, и жена сбежала. Дважды видел я барина: человек высокий, полный, в золотых очках, в поддёвке и картузе с красным околышком; говорили, что он важный царю слуга и весьма учёный —
книги пишет. Титова однако он два раза матерно изругал и кулак к носу подносил ему.
Кроме меня, в уголке конторы сидел Иван Макарович Юдин, человечек немой души и всегда пьяненький. Телеграфистом он
был, да за пьянство прогнали его. Вёл он все
книги, писал письма, договоры с мужиками и молчал так много, что даже удивительно
было; говорят ему, а он только головой кивает, хихикает тихонько, иной раз скажет...
— Арабский нож, — объясняет мне он. — Я им
книги разрезаю, а на ночь под подушку себе кладу.
Есть про меня слух, что богат я, а люди вокруг бедно живут, келья же моя в стороне стоит.
— Я, — говорит, — иду к отцу игумену, приготовь мне всё, как указано. Ага! Ты
книгу эту читал? Жаль, что начал; это не для тебя, ты прав
был! Тебе другое нужно.
С той поры началось что-то, непонятное мне: говорит со мной Антоний барином, сухо, хмурится и к себе не зовёт.
Книги, которые дал мне читать, все отобрал. Одна из
книг была русская история — очень удивляла она меня, но дочитать её не успел я. Соображаю, чем бы я мог обидеть барина моего, — не вижу.
Хорошо
было смотреть на него в тот час, — стал он важен и даже суров, голос его осел, углубился, говорит он плавно и певуче, точно апостол читает, лицо к небу обратил, и глаза у него округлились. Стоит он на коленях, но ростом словно больше стал. Начал я слушать речь его с улыбкой и недоверием, но вскоре вспомнил
книгу Антония — русскую историю — и как бы снова раскрылась она предо мною. Он мне свою сказку чудесную
поёт, а я за этой сказкой по
книге слежу — всё идет верно, только смысл другой.
—
Книги, — говорит, — переплетал! — Скоро дядя придёт,
будем ужинать; может
быть, вы с дороги помоетесь?
Вижу — налетел я с ковшом на брагу, хочу ему ответить, а он повернулся и ушёл. Сижу я в дураках, смотрю. Комната — большая, чистая, в углу стол для ужина накрыт, на стенах — полки с
книгами,
книги — светские, но
есть библия, евангелие и старый славянский псалтирь. Вышел на двор, моюсь. Дядя идёт, картуз ещё больше на затылке, руками махает и голову держит вперёд, как бык.
И вот — углубился я в чтение; целыми днями читал. Трудно мне и досадно:
книги со мной не спорят, они просто знать меня не хотят. Одна
книга — замучила: говорилось в ней о развитии мира и человеческой жизни, — против библии
было написано. Всё очень просто, понятно и необходимо, но нет мне места в этой простоте, встаёт вокруг меня ряд разных сил, а я среди них — как мышь в западне. Читал я её раза два; читаю и молчу, желая сам найти в ней прореху, через которую мог бы я вылезти на свободу. Но не нахожу.
Илья Иванович иногда возьмет и книгу в руки — ему все равно, какую-нибудь. Он и не подозревал в чтении существенной потребности, а считал его роскошью, таким делом, без которого легко и обойтись можно, так точно, как можно иметь картину на стене, можно и не иметь, можно пойти прогуляться, можно и не пойти: от этого ему все равно, какая бы ни
была книга; он смотрел на нее, как на вещь, назначенную для развлечения, от скуки и от нечего делать.
Неточные совпадения
Была тут также лавочка // С картинами и
книгами, // Офени запасалися // Своим товаром в ней.
«Уйди!..» — вдруг закричала я, // Увидела я дедушку: // В очках, с раскрытой
книгою // Стоял он перед гробиком, // Над Демою читал. // Я старика столетнего // Звала клейменым, каторжным. // Гневна, грозна, кричала я: // «Уйди! убил ты Демушку! //
Будь проклят ты… уйди!..»
Самая
книга"О водворении на земле добродетели"
была не что иное, как свод подобных афоризмов, не указывавших и даже не имевших целью указать на какие-либо практические применения.
Потом остановились на мысли, что
будет произведена повсеместная «выемка», и стали готовиться к ней: прятали
книги, письма, лоскутки бумаги, деньги и даже иконы — одним словом, все, в чем можно
было усмотреть какое-нибудь «оказательство».
— Вам, старички-братики, и
книги в руки! — либерально прибавил он, — какое количество по душе назначите, я наперед согласен! Потому теперь у нас время такое: всякому свое, лишь бы поронцы
были!