Неточные совпадения
До этого
дня мальчик почти никогда не беседовал с ним так хорошо, и теперь у него сразу возникло желание спросить большого рыжего человека о множестве вещей. Между прочим, ему казалось, что
отец неверно объяснил появление огня — уж очень просто!
В тот
день, когда её рассчитали, Матвей, лёжа на постели, слышал сквозь тонкую переборку, как
отец говорил в своей комнате...
Через несколько
дней, в воскресенье,
отец, придя из церкви, шагал по горнице, ожидая пирога, и пел...
Но глубже всех рассказов той поры в память Матвея Кожемякина врезался рассказ
отца про Волгу. Было это весенним
днём, в саду,
отец только что воротился из уезда, где скупал пеньку. Он приехал какой-то особенно добрый, задумчивый и говорил так, точно провинился пред всем миром.
— Про себя? — повторил
отец. — Я — что же? Я, брат, не умею про себя-то! Ну, как сбежал
отец мой на Волгу, было мне пятнадцать лет. Озорной был. Ты вот тихий, а я — ух какой озорник был! Били меня за это и
отец и многие другие, кому надо было. А я не вынослив был на побои, взлупят меня, я — бежать! Вот однажды
отец и побей меня в Балахне, а я и убёг на плотах в Кузьдемьянск. С того и началось житьё моё: потерял ведь я отца-то, да так и не нашёл никогда — вот какое
дело!
Вскоре
отец захворал, недели две он валялся по полу своей комнаты на широкой серой кошме, весь в синих пятнах, и целые
дни, сидя около него, мальчик слушал хриплый голос, часто прерываемый влажным, глухим кашлем.
Вскоре после болезни
отец обвенчался. Невеста, молодая и высокая, была одета в голубой сарафан, шитый серебром, и, несмотря на жару, в пунцовый штофный душегрей. Её доброе, круглое лицо словно таяло, обливаясь слезами, и вся она напоминала речную льдину в солнечный весенний
день.
— Вот
отец твой тоже, бывало, возьмёт мочку в руку, глаз прищурит, взвесит — готово! Это — человек,
дела своего достойный, отец-то!
Добродушно ворчала вода в самоваре, тонко свистел пар, вырываясь из-под крышки, в саду распевала малиновка; оттуда вливались вечерние, тёплые запахи липы, мяты и смородины, в горнице пахло крепким чаем, душистым, как ладан, берёзовым углём и сдобным тестом. Было мирно, и душа мальчика, заласканная песнью, красками и запахами догоравшего
дня, приветно и виновно раскрывалась встречу словам
отца.
— В тяжёлые
дни бабы да вино всегда в большом расходе! — размеренно толковал
отец.
Вскоре
отец отправился скупать пеньку, а на другой
день после его отъезда, рано утром, Матвея разбудила песня в саду под его окном.
Юноша вспомнил тяжёлое, оплывшее жиром, покрытое густой рыжею шерстью тело
отца, бывая с ним в бане, он всегда старался не смотреть на неприятную наготу его. И теперь, ставя рядом с
отцом мачеху, белую и чистую, точно маленькое облако в ясный
день весны, он чувствовал обиду на
отца.
Четыре
дня не было
отца, и каждая минута этих
дней памятна Кожемякину, — он обладал здоровой и редкой способностью хорошо помнить светлые минуты жизни.
— Ну, лежит он, — барабанил Пушкарь, — а она
день и мочь около него. Парень хоть и прихворнул, а здоровье у него
отцово. Да и повадки, видно, тоже твои. Сказано: хозяйский сын, не поспоришь с ним…
Каждый
день, в хлопотливой суете утра, в жаркой тишине полудня, в тихом шуме вечера, раздавался визг и плач — это били детей. Им давали таски, потасовки, трёпки, выволочки, подзатыльники, плюхи и шлепки, секли берёзовыми прутьями, пороли ремнями. Кожемякин, не испытавший ничего подобного, вспоминал
отца с тёплой благодарностью и чувством уважения к нему.
Матвей перестал ходить на реку и старался обегать городскую площадь, зная, что при встрече с Хряповым и товарищами его он снова неизбежно будет драться. Иногда, перед тем как лечь спать, он опускался на колени и, свесив руки вдоль тела, наклонив голову — так стояла Палага в памятный
день перед
отцом — шептал все молитвы и псалмы, какие знал. В ответ им мигала лампада, освещая лик богоматери, как всегда задумчивый и печальный. Молитва утомляла юношу и этим успокаивала его.
В первый
день пасхи он пошёл на кладбище христосоваться с Палагою и
отцом. С тихой радостью увидел, что его посадки принялись: тонкие сучья берёз были густо унизаны почками, на концах лап сосны дрожали жёлтые свечи, сверкая на солнце золотыми каплями смолы. С дёрна могилы робко смотрели в небо бледно-лиловые подснежники, качались атласные звёзды первоцвета, и уже набухал жёлтый венец одуванчика.
Но порою он чувствовал, что ей удается заговаривать его любовь, как знахарки заговаривают боль, и
дня два-три она казалась ему любимой сестрой: долго ждал он её, вот она явилась, и он говорит с нею обо всём — об
отце, Палаге, о всей жизни своей, свободно и просто, как с мужчиной.
Ходил он, заложив руки за спину, как, бывало,
отец, тяжело шаркая ногами, согнув спину, спустя голову, — мысленно
раздев любимую женщину, нёс её перед собою, в жарком воздухе ночи, и говорил ей...
Там, в номере, к нему почти каждый
день приходил
отец Захария, человек тучный, добрый и весёлый, с опухшими веками и больными глазами в дымчатых очках, крестясь, садился за стол к самовару и говорил всегда одно и то же...
— Прельстил он меня, как девица. А
дела у него нет, и жить ему нечем.
Отцово всё описано за долги и продано. Сухобаев купил. Да. Определил я его.
Незаметно для себя он привык к ней; если она не являлась три-четыре
дня, это уже беспокоило его — он знал, что девочка одна и беззащитна среди пьяных картёжников, товарищей её
отца. Но и частые посещения смущали его, заставляя думать...
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой
отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом
деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Унтер-офицерша. По ошибке,
отец мой! Бабы-то наши задрались на рынке, а полиция не подоспела, да и схвати меня. Да так отрапортовали: два
дни сидеть не могла.
В
день Симеона батюшка // Сажал меня на бурушку // И вывел из младенчества // По пятому годку, // А на седьмом за бурушкой // Сама я в стадо бегала, //
Отцу носила завтракать, // Утяточек пасла.
Софья. Я получила сейчас радостное известие. Дядюшка, о котором столь долго мы ничего не знали, которого я люблю и почитаю, как
отца моего, на сих
днях в Москву приехал. Вот письмо, которое я от него теперь получила.
—
Дела этого рода решаются, как вам известно, духовным ведомством;
отцы же протопопы в
делах этого рода большие охотники до мельчайших подробностей, — сказал он с улыбкой, показывающей сочувствие вкусу протопопов.