Неточные совпадения
Тут пришел Варавка, за ним
явился Настоящий Старик, начали спорить, и Клим еще раз услышал не мало такого, что укрепило его в праве и необходимости выдумывать себя, а вместе с этим вызвало в нем интерес к Дронову, — интерес, похожий
на ревность.
На другой же
день он спросил Ивана...
Она ушла, прежде чем он успел ответить ей. Конечно, она шутила, это Клим видел по лицу ее. Но и в форме шутки ее слова взволновали его. Откуда, из каких наблюдений могла родиться у нее такая оскорбительная мысль? Клим долго, напряженно искал в себе:
являлось ли у него сожаление, о котором догадывается Лидия? Не нашел и решил объясниться с нею. Но в течение двух
дней он не выбрал времени для объяснения, а
на третий пошел к Макарову, отягченный намерением, не совсем ясным ему.
На четвертый
день явилась Лидия.
На другой
день, утром, неожиданно
явился Варавка, оживленный, сверкающий глазками, неприлично растрепанный. Вера Петровна с первых же слов спросила его...
Макаров говорил не обидно, каким-то очень убедительным тоном, а Клим смотрел
на него с удивлением: товарищ вдруг
явился не тем человеком, каким Самгин знал его до этой минуты. Несколько
дней тому назад Елизавета Спивак тоже встала пред ним как новый человек. Что это значит? Макаров был для него человеком, который сконфужен неудачным покушением
на самоубийство, скромным студентом, который усердно учится, и смешным юношей, который все еще боится женщин.
На другой
день явился дядя Миша, усталый, запыленный; он благосклонно пожал руку Самгина и попросил Анфимьевну...
Попов
являлся в Москву
на день,
на два, затем, пофыркав, покричав, — исчезал.
Вечером собралось человек двадцать; пришел большой, толстый поэт, автор стихов об Иуде и о том, как сатана играл в карты с богом; пришел учитель словесности и тоже поэт — Эвзонов, маленький, чернозубый человек, с презрительной усмешкой
на желтом лице;
явился Брагин, тоже маленький, сухой, причесанный под Гоголя, многоречивый и особенно неприятный тем, что всесторонней осведомленностью своей о
делах человеческих он заставлял Самгина вспоминать себя самого, каким Самгин хотел быть и был лет пять тому назад.
На другой
день утром
явился Гогин и предложил ему прочитать два-три доклада о кровавом воскресенье в пользу комитета.
В быстрой смене шумных
дней явился на два-три часа Кутузов. Самгин столкнулся с ним
на улице, но не узнал его в человеке, похожем
на деревенского лавочника. Лицо Кутузова было стиснуто меховой шапкой с наушниками, полушубок
на груди покрыт мучной и масляной коркой грязи,
на ногах — серые валяные сапоги, обшитые кожей. По этим сапогам Клим и вспомнил, войдя вечером к Спивак, что уже видел Кутузова у ворот земской управы.
Самгин взглянул в неряшливую серую бороду
на бледном, отечном лице и сказал, что не имеет времени, просит зайти в приемные часы. Человек ткнул пальцем в свою шапку и пошел к дверям больницы, а Самгин — домой, определив, что у этого человека, вероятно, мелкое уголовное
дело. Человек
явился к нему ровно в четыре часа, заставив Самгина подумать...
«Надоели мне ее таинственные
дела и странные знакомства», — ложась спать, подумал он о Марине сердито, как о жене. Сердился он и
на себя; вчерашние думы казались ему наивными, бесплодными, обычного настроения его они не изменили, хотя
явились какие-то бескостные мысли, приятные своей отвлеченностью.
На улице было солнечно и холодно, лужи, оттаяв за
день, снова покрывались ледком, хлопотал ветер, загоняя в воду перья куриц, осенние кожаные листья, кожуру лука, дергал пальто Самгина, раздувал его тревогу… И, точно в ответ
на каждый толчок ветра,
являлся вопрос...
Дня три он прожил в непривычном настроении досады
на себя, в ожидании событий.
Дела Марины не требовали в суд, не вызывали и его лично. И Тагильский не
являлся.
На другой
день утром Дронов
явился с покупателем.
Он почти неделю не посещал Дронова и не знал, что Юрин помер, он встретил процессию
на улице. Зимою похороны особенно грустны, а тут еще вспомнились похороны Варвары:
день такой же враждебно холодный, шипел ветер, сеялся мелкий, колючий снег, точно так же навстречу катафалку и обгоняя его, но как бы не замечая, поспешно шагали равнодушные люди,
явилась та же унылая мысль...
В довершение путаницы крестьянин Анисим Фроленков заявил, что луга, которые монастырь не оспаривает, Ногайцев продал ему тотчас же после решения окружного суда, а монастырь будто бы пользовался сеном этих лугов в уплату по векселю, выданному Фроленковым. Клим Иванович Самгин и раньше понимал, что это
дело темное и что Прозоров, взявшись вести его, поступил неосторожно, а
на днях к нему
явился Ногайцев и окончательно убедил его —
дело это надо прекратить. Ногайцев был испуган и не скрывал этого.
Дронов существовал для него только в те часы, когда
являлся пред ним и рассказывал о многообразных своих
делах, о том, что выгодно купил и перепродал партию холста или книжной бумаги, он вообще покупал, продавал, а также устроил вместе с Ногайцевым в каком-то мрачном подвале театрик «сатиры и юмора», — заглянув в этот театр, Самгин убедился, что юмор сведен был к случаю с одним нотариусом, который
на глазах своей жены обнаружил в портфеле у себя панталоны какой-то дамы.
Неточные совпадения
Но смысл закона был ясен, и откупщик
на другой же
день явился к градоначальнику.
Между тем
дела в Глупове запутывались все больше и больше.
Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно
на том, что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку и только что хотели спустить туда же пятого Ивашку, как были остановлены именитым гражданином Силой Терентьевым Пузановым.
На другой
день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала
на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не
явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
— Mais vous venez trop tard, [Но вы
являетесь слишком поздно,] — сказала она, обтирая платком руку, которую ей намочила лошадь, бравшая сахар. Анна обратилась к Долли: — Ты надолго ли?
На один
день? Это невозможно!
— В первый раз, как я увидел твоего коня, — продолжал Азамат, — когда он под тобой крутился и прыгал, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей душе сделалось что-то непонятное, и с тех пор все мне опостылело:
на лучших скакунов моего отца смотрел я с презрением, стыдно было мне
на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я
на утесе целые
дни, и ежеминутно мыслям моим
являлся вороной скакун твой с своей стройной поступью, с своим гладким, прямым, как стрела, хребтом; он смотрел мне в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел слово вымолвить.