Неточные совпадения
В одно из воскресений Борис, Лидия, Клим и сестры Сомовы пошли на каток, только что расчищенный у городского
берега реки. Большой овал сизоватого льда был обставлен елками, веревка, свитая из мочала, связывала их стволы. Зимнее солнце, краснея, опускалось за рекою в
черный лес, лиловые отблески ложились на лед. Катающихся было много.
И она быстро побежала вперед, где, почти у
берега, на красном фоне заката судорожно подпрыгивали два
черных шара.
С одной стороны
черной полосы воды возвышались рыжие бугры песка, с другой неподвижно торчала щетина кустов. Алина указала рукою на
берег...
По праздникам из села являлись стаи мальчишек, рассаживаясь по
берегу реки, точно странные птицы, они молча, сосредоточенно наблюдали беспечную жизнь дачников. Одного из них, быстроглазого, с головою в мелких колечках
черных волос, звали Лаврушка, он был сирота и, по рассказам прислуги, замечателен тем, что пожирал птенцов птиц живыми.
— История, дорогой мой, поставила пред нами задачу: выйти на
берег Тихого океана, сначала — через Маньчжурию, затем, наверняка, через Персидский залив. Да, да — вы не улыбайтесь. И то и другое — необходимо, так же, как необходимо открыть
Черное море. И с этим надобно торопиться, потому что…
Когда вышли к Невке, Самгин увидал, что по обоим ее
берегам к Сампсониевскому мосту бесконечными
черными вереницами тянутся рабочие.
Потом он слепо шел правым
берегом Мойки к Певческому мосту, видел, как на мост, забитый людями, ворвались пятеро драгун, как засверкали их шашки, двое из пятерых, сорванные с лошадей, исчезли в
черном месиве, толстая лошадь вырвалась на правую сторону реки, люди стали швырять в нее комьями снега, а она топталась на месте, встряхивая головой; с морды ее падала пена.
— Нет, как хотите, но я бы не мог жить здесь! — Он тыкал тросточкой вниз на оголенные поля в
черных полосах уже вспаханной земли, на избы по
берегам мутной реки, запутанной в кустарнике.
«Вероятно, шут своего квартала», — решил Самгин и, ускорив шаг, вышел на
берег Сены. Над нею шум города стал гуще, а река текла так медленно, как будто ей тяжело было уносить этот шум в темную щель, прорванную ею в нагромождении каменных домов. На
черной воде дрожали, как бы стремясь растаять, отражения тусклых огней в окнах.
Черная баржа прилепилась к
берегу, на борту ее стоял человек, щупая воду длинным шестом, с реки кто-то невидимый глухо говорил ему...
За кормою, вся в пене, быстро мчится река, слышно кипение бегущей воды,
черный берег медленно провожает ее. На палубе храпят пассажиры, между скамей — между сонных тел — тихо двигается, приближаясь к нам, высокая, сухая женщина в черном платье, с открытой седой головою, — кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько:
Неточные совпадения
Новая точка, еще точка… сперва
черная, потом ярко-оранжевая; образуется целая связь светящихся точек и затем — настоящее море, в котором утопают все отдельные подробности, которое крутится в
берегах своею собственною силою, которое издает свой собственный треск, гул и свист.
Луна тихо смотрела на беспокойную, но покорную ей стихию, и я мог различить при свете ее, далеко от
берега, два корабля, которых
черные снасти, подобно паутине, неподвижно рисовались на бледной черте небосклона.
Все были хожалые, езжалые: ходили по анатольским
берегам, по крымским солончакам и степям, по всем речкам большим и малым, которые впадали в Днепр, по всем заходам [Заход — залив.] и днепровским островам; бывали в молдавской, волошской, в турецкой земле; изъездили всё
Черное море двухрульными козацкими челнами; нападали в пятьдесят челнов в ряд на богатейшие и превысокие корабли, перетопили немало турецких галер и много-много выстреляли пороху на своем веку.
Стальной у
берега, цвет спящего океана переходил в синий и
черный.
Лонгрен выходил на мостик, настланный по длинным рядам свай, где, на самом конце этого дощатого мола, подолгу курил раздуваемую ветром трубку, смотря, как обнаженное у
берегов дно дымилось седой пеной, еле поспевающей за валами, грохочущий бег которых к
черному, штормовому горизонту наполнял пространство стадами фантастических гривастых существ, несущихся в разнузданном свирепом отчаянии к далекому утешению.