Неточные совпадения
Другой доктор, старик Вильямсон, сидел у стола, щурясь
на огонь свечи, и осторожно писал что-то, Вера Петровна размешивала в стакане мутную воду, бегала горничная с куском
льда на тарелке и молотком в руке.
В тот год зима запоздала, лишь во второй половине ноября сухой, свирепый ветер сковал реку сизым
льдом и расцарапал не одетую снегом землю глубокими трещинами. В побледневшем, вымороженном небе белое солнце торопливо описывало короткую кривую, и казалось, что именно от этого обесцвеченного солнца
на землю льется безжалостный холод.
В одно из воскресений Борис, Лидия, Клим и сестры Сомовы пошли
на каток, только что расчищенный у городского берега реки. Большой овал сизоватого
льда был обставлен елками, веревка, свитая из мочала, связывала их стволы. Зимнее солнце, краснея, опускалось за рекою в черный лес, лиловые отблески ложились
на лед. Катающихся было много.
Встречу непонятно, неестественно ползла, расширяясь, темная яма, наполненная взволнованной водой, он слышал холодный плеск воды и видел две очень красные руки; растопыривая пальцы, эти руки хватались за
лед на краю,
лед обламывался и хрустел. Руки мелькали, точно ощипанные крылья странной птицы, между ними подпрыгивала гладкая и блестящая голова с огромными глазами
на окровавленном лице; подпрыгивала, исчезала, и снова над водою трепетали маленькие, красные руки. Клим слышал хриплый вой...
Не более пяти-шести шагов отделяло Клима от края полыньи, он круто повернулся и упал, сильно ударив локтем о
лед. Лежа
на животе, он смотрел, как вода, необыкновенного цвета, густая и, должно быть, очень тяжелая, похлопывала Бориса по плечам, по голове. Она отрывала руки его ото
льда, играючи переплескивалась через голову его, хлестала по лицу, по глазам, все лицо Бориса дико выло, казалось даже, что и глаза его кричат: «Руку… дай руку…»
Судорожным движением всего тела Клим отполз подальше от этих опасных рук, но, как только он отполз, руки и голова Бориса исчезли,
на взволнованной воде качалась только черная каракулевая шапка, плавали свинцовые кусочки
льда и вставали горбики воды, красноватые в лучах заката.
Лидия, взвизгнув, упала
на лед.
Клим стал
на ноги, хотел поднять Лиду, но его подшибли, он снова упал
на спину, ударился затылком, усатый солдат схватил его за руку и повез по
льду, крича...
Ярким зимним днем Самгин медленно шагал по набережной Невы, укладывая в памяти наиболее громкие фразы лекции. Он еще издали заметил Нехаеву, девушка вышла из дверей Академии художеств, перешла дорогу и остановилась у сфинкса, глядя
на реку, покрытую ослепительно блестевшим снегом; местами снег был разорван ветром и обнажались синеватые лысины
льда. Нехаева поздоровалась с Климом, ласково улыбаясь, и заговорила своим слабым голосом...
Одна за другой вышли из комнаты Лидия и Алина. Лидия села
на ступени террасы, Алина, посмотрев из-под ладони
на заходящее солнце, бесшумно, скользящей походкой, точно по
льду, подошла к Туробоеву.
Солдаты были мелкие, украшены синими шнурами, их обнаженные сабли сверкали тоже синевато, как
лед, а впереди партии, позванивая кандалами, скованные по двое за руки, шагали серые, бритоголовые люди,
на подбор большие и почти все бородатые.
Она встала, выпрямилась, глядя в окно,
на облака цвета грязного
льда, а Самгин сердито сказал...
В этот вечер тщательно, со всей доступной ему объективностью, прощупав, пересмотрев все впечатления последних лет, Самгин почувствовал себя так совершенно одиноким человеком, таким чужим всем людям, что даже испытал тоскливую боль, крепко сжавшую в нем что-то очень чувствительное. Он приподнялся и долго сидел, безмысленно глядя
на покрытые
льдом стекла окна, слабо освещенные золотистым огнем фонаря. Он был в состоянии, близком к отчаянию. В памяти возникла фраза редактора «Нашего края...
Самгин видел, как разломились двери
на балконе дворца, блеснул
лед стекол, и из них явилась знакомая фигурка царя под руку с высокой, белой дамой.
— Довольно, постреляли! — сказал коротконогий, в серой куртке с черной заплатой
на правом локте. — Кто по
льду,
на Марсово?
На Неве было холоднее, чем
на улицах, бестолково метался ветер, сдирал снег, обнажая синеватые лысины
льда, окутывал ноги белым дымом. Шли быстро, почти бегом, один из рабочих невнятно ворчал, коротконогий, оглянувшись
на него раза два, произнес строго, храбрым голосом...
Песня мешала уснуть, точно зубная боль, еще не очень сильная, но грозившая разыграться до мучительной. Самгин спустил ноги с нар, осторожно коснулся деревянного пола и зашагал по камере, ступая
на пальцы, как ходят по тонкому слою
льда или по непрочной, гибкой дощечке через грязь.
Свалив солдата с лошади, точно мешок, его повели сквозь толпу, он оседал к земле, неслышно кричал, шевеля волосатым ртом, лицо у него было синее, как
лед, и таяло, он плакал. Рядом с Климом стоял человек в куртке, замазанной красками, он был выше
на голову, его жесткая борода холодно щекотала ухо Самгина.
— Чего это? Водой облить? Никак нельзя. Пуля в
лед ударит, — ледом будет бить! Это мне известно.
На горе святого Николая, когда мы Шипку защищали, турки делали много нам вреда ледом. Постой! Зачем бочку зря кладешь? В нее надо набить всякой дряни. Лаврушка, беги сюда!
Шел Самгин осторожно, как весною ходят по хрупкому
льду реки, посматривая искоса
на запертые двери, ворота,
на маленькие, онемевшие церкви. Москва стала очень молчалива, бульвары и улицы короче.
Теперь они были глыбами
льда, а формою похожи
на лодки, килем вверх.
Самгин видел, как отскакивали куски
льда, обнажая остов баррикады, как двое пожарных, отломив спинку дивана, начали вырывать из нее мочальную набивку, бросая комки ее третьему, а он, стоя
на коленях, зажигал спички о рукав куртки; спички гасли, но вот одна из них расцвела, пожарный сунул ее в мочало, и быстро, кудряво побежали во все стороны хитренькие огоньки, исчезли и вдруг собрались в красный султан; тогда один пожарный поднял над огнем бочку, вытряхнул из нее солому, щепки; густо заклубился серый дым, — пожарный поставил в него бочку, дым стал более густ, и затем из бочки взметнулось густо-красное пламя.
И, почувствовав что-то очень похожее
на благодарность ей, Самгин улыбнулся, а она, вылавливая ложкой кусок
льда в кувшине, спросила, искоса глядя
на него...
На круглом, тоже красном, лице супруги Денисова стремительно мелькали острые, всевидящие глазки, синеватые, как
лед. Коротенькие руки уверенно и быстро летали над столом, казалось, что они обладают вездесущностью, могут вытягиваться, как резиновые,
на всю длину стола.
Неточные совпадения
«Неужели я могу сойти туда
на лед, подойти к ней?» подумал он.
Левин стал
на ноги, снял пальто и, разбежавшись по шершавому у домика
льду, выбежал
на гладкий
лед и покатился без усилия, как будто одною своею волей убыстряя, укорачивая и направляя бег. Он приблизился к ней с робостью, но опять ее улыбка успокоила его.
— Оно и лучше, Агафья Михайловна, не прокиснет, а то у нас
лед теперь уж растаял, а беречь негде, — сказала Кити, тотчас же поняв намерение мужа и с тем же чувством обращаясь к старухе. — Зато ваше соленье такое, что мама говорит, нигде такого не едала, — прибавила она, улыбаясь и поправляя
на ней косынку.
Левин вошел
на приступки, разбежался сверху сколько мог и пустился вниз, удерживая в непривычном движении равновесие руками.
На последней ступени он зацепился, но, чуть дотронувшись до
льда рукой, сделал сильное движение, справился и смеясь покатился дальше.
В это время один из молодых людей, лучший из новых конькобежцев, с папироской во рту, в коньках, вышел из кофейной и, разбежавшись, пустился
на коньках вниз по ступеням, громыхая и подпрыгивая. Он влетел вниз и, не изменив даже свободного положения рук, покатился по
льду.