Неточные совпадения
Говорила она редко, скупо; скажет два-три
слова и надолго замолчит, глядя в угол.
Придумала скучную игру «Что с кем будет?»: нарезав бумагу маленькими квадратиками, она писала на них разные
слова, свертывала квадратики в тугие трубки и заставляла детей вынимать из подола ее по
три трубки.
А вспомнив ее
слова о
трех заботливых матерях, подумал, что, может быть, на попечении Маргариты, кроме его, было еще двое таких же, как он.
Говорила она вполголоса, захлебываясь
словами, ее овечьи глаза сияли радостью, и Клим видел, что она готова рассказывать о Томилине долго. Из вежливости он послушал ее минуты
три и раскланялся с нею, когда она сказала, вздохнув...
— Ну, идемте смотреть город, — скорее приказала, чем предложила она. Клим счел невежливым отказаться и часа
три ходил с нею в тумане, по скользким панелям, смазанным какой-то особенно противной грязью, не похожей на жирную грязь провинции. Марина быстро и твердо, как солдат, отбивала шаг, в походке ее была та же неудержимость, как в
словах, но простодушие ее несколько подкупало Клима.
И больше ничего не говорил, очевидно, полагая, что в
трех его
словах заключена достаточно убийственная оценка человека. Он был англоманом, может быть, потому, что пил только «английскую горькую», — пил, крепко зажмурив глаза и запрокинув голову так, как будто хотел, чтобы водка проникла в затылок ему.
И, подтверждая свою любовь к истории, он неплохо рассказывал, как талантливейший Андреев-Бурлак пропил перед спектаклем костюм, в котором он должен был играть Иудушку Головлева, как пил Шуйский, как Ринна Сыроварова в пьяном виде не могла понять, который из
трех мужчин ее муж. Половину этого рассказа, как и большинство других, он сообщал шепотом, захлебываясь
словами и дрыгая левой ногой. Дрожь этой ноги он ценил довольно высоко...
Это было всего неприятнее и тем более неприятно, что в двух-трех местах
слова Инокова оказались воспроизведенными почти буквально.
— Непостижимо! Как много может вложить поэт в
три простые
слова!
Самгин глубоко вдыхал сыроватый и даже как будто теплый воздух, прислушиваясь к шороху снега, различая в нем десятки и сотни разноголосых, разноречивых
слов. Сзади зашумело; это Лютов, вставая, задел рукою тарелку с яблоками, и два или
три из них шлепнулись на пол.
Самгин провел с ним часа
три, и все время Инокова как-то взрывало, помолчит минут пять и снова начинает захлебываться
словами, храпеть, кашлять. В десять часов пришла Спивак.
Она говорила непрерывно, вполголоса и в нос, а отдельные
слова вырывались из-за ее
трех золотых зубов крикливо и несколько гнусаво. Самгин подумал, что говорит она, как провинциальная актриса в роли светской дамы.
Так она говорила минуты две,
три. Самгин слушал терпеливо, почти все мысли ее были уже знакомы ему, но на этот раз они звучали более густо и мягко, чем раньше, более дружески. В медленном потоке ее речи он искал каких-нибудь лишних
слов, очень хотел найти их, не находил и видел, что она своими
словами формирует некоторые его мысли. Он подумал, что сам не мог бы выразить их так просто и веско.
Все это текло мимо Самгина, но было неловко, неудобно стоять в стороне, и раза два-три он посетил митинги местных политиков. Все, что слышал он, все речи ораторов были знакомы ему; он отметил, что левые говорят громко, но
слова их стали тусклыми, и чувствовалось, что говорят ораторы слишком напряженно, как бы из последних сил. Он признал, что самое дельное было сказано в городской думе, на собрании кадетской партии, членом ее местного комитета — бывшим поверенным по делам Марины.
«Искусство и интеллект»; потом, сообразив, что это слишком широкая тема, приписал к
слову «искусство» — «русское» и, наконец, еще более ограничил тему: «Гоголь, Достоевский, Толстой в их отношении к разуму». После этого он стал перечитывать
трех авторов с карандашом в руке, и это было очень приятно, очень успокаивало и как бы поднимало над текущей действительностью куда-то по косой линии.
Он оставил Самгина в состоянии неиспытанно тяжелой усталости, измученным напряжением, в котором держал его Тагильский. Он свалился на диван, закрыл глаза и некоторое время, не думая ни о чем, вслушивался в смысл неожиданных
слов — «актер для себя», «игра с самим собой». Затем, постепенно и быстро восстановляя в памяти все сказанное Тагильским за
три визита, Самгин попробовал успокоить себя...
— Ну, вот. Я встречаюсь с вами четвертый раз, но… Одним
словом: вы — нравитесь мне. Серьезный. Ничему не учите. Не любите учить? За это многие грехи простятся вам. От учителей я тоже устала. Мне — тридцать, можете думать, что два-три года я убавила, но мне по правде круглые тридцать и двадцать пять лет меня учили.
— Клевета! — крикнул кто-то, вслед за ним два-три голоса повторили это
слово, несколько человек, вскочив на ноги, закричали, размахивая руками в сторону Кутузова.
После
трех, солидной вместимости, рюмок Самгин почувствовал некую благодушную печаль. Хотелось сказать что-то необычное, но память подсказывала странные, неопределенные
слова.
Если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и для примера, что три эти вопроса страшного духа бесследно утрачены в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных — правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов — и задать им задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в
трех словах, в трех только фразах человеческих, всю будущую историю мира и человечества, — то думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом в пустыне?
Неточные совпадения
Хлестаков, молодой человек лет двадцати
трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и
слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
— Мы рады и таким! // Бродили долго по́ саду: // «Затей-то! горы, пропасти! // И пруд опять… Чай, лебеди // Гуляли по пруду?.. // Беседка… стойте! с надписью!..» // Демьян, крестьянин грамотный, // Читает по складам. // «Эй, врешь!» Хохочут странники… // Опять — и то же самое // Читает им Демьян. // (Насилу догадалися, // Что надпись переправлена: // Затерты две-три литеры. // Из
слова благородного // Такая вышла дрянь!)
С козою с барабанщицей // И не с простой шарманкою, // А с настоящей музыкой // Смотрели тут они. // Комедия не мудрая, // Однако и не глупая, // Хожалому, квартальному // Не в бровь, а прямо в глаз! // Шалаш полным-полнехонек. // Народ орешки щелкает, // А то два-три крестьянина // Словечком перекинутся — // Гляди, явилась водочка: // Посмотрят да попьют! // Хохочут, утешаются // И часто в речь Петрушкину // Вставляют
слово меткое, // Какого не придумаешь, // Хоть проглоти перо!
Левин презрительно улыбнулся. «Знаю, — подумал он, — эту манеру не одного его, но и всех городских жителей, которые, побывав раза два в десять лет в деревне и заметив два-три
слова деревенские, употребляют их кстати и некстати, твердо уверенные, что они уже всё знают. Обидной, станет 30 сажен. Говорит
слова, а сам ничего не понимает».
Он долго не мог понять того, что она написала, и часто взглядывал в ее глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те
слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих счастием глазах ее он понял всё, что ему нужно было знать. И он написал
три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: Да.