Неточные совпадения
— Как скажете: покупать землю, выходить на отруба, али — ждать? Ежели — ждать, мироеды все расхватают. Тут —
человек ходит, уговаривает: стряхивайте господ
с земли, громите их! Я, говорит, анархист. Громить — просто. В Майдане у Черкасовых — усадьбу сожгли, скот перерезали, вообще — чисто! Пришла пехота,
человек сорок резервного батальона, троих мужиков застрелили, четырнадцать выпороли, баб тоже.
Толку в этом — нет.
— Как везде, у нас тоже есть случайные и лишние
люди. Она — от закавказских прыгунов и не нашего
толка. Взбалмошная. Об йогах книжку пишет,
с восточными розенкрейцерами знакома будто бы. Богатая. Муж — американец, пароходы у него. Да, — вот тебе и Фимочка! Умирала, умирала и вдруг — разбогатела…
Артистически насыщаясь, Тагильский болтал все торопливее, и Самгин не находил места, куда ткнуть свой ядовитый вопрос, да и сообщение о сотруднике газеты, понизив его злость, снова обострило тревожный интерес к Тагильскому. Он чувствовал, что
человек этот все более сбивает его
с толка.
Неточные совпадения
Сказать ей о глупых
толках людей он не хотел, чтоб не тревожить ее злом неисправимым, а не говорить тоже было мудрено; притвориться
с ней он не сумеет: она непременно добудет из него все, что бы он ни затаил в самых глубоких пропастях души.
По двору, под ногами
людей и около людских, у корыта
с какой-то кашей, толпились куры и утки, да нахально везде бегали собаки, лаявшие натощак без
толку на всякого прохожего, даже иногда на своих, наконец друг на друга.
— Странный, необыкновенный ты
человек! — говорила
с досадой бабушка. — Зачем приехал сюда: говори
толком!
Нам подали шлюпки, и мы,
с людьми и вещами, свезены были на прибрежный песок и там оставлены, как совершенные Робинзоны. Что
толку, что Сибирь не остров, что там есть города и цивилизация? да до них две, три или пять тысяч верст! Мы поглядывали то на шкуну, то на строения и не знали, куда преклонить голову. Между тем к нам подошел какой-то штаб-офицер, спросил имена, сказал свое и пригласил нас к себе ужинать, а завтра обедать. Это был начальник порта.
Он представил его
человеком слабоумным,
с зачатком некоторого смутного образования, сбитого
с толку философскими идеями не под силу его уму и испугавшегося иных современных учений о долге и обязанности, широко преподанных ему практически — бесшабашною жизнию покойного его барина, а может быть и отца, Федора Павловича, а теоретически — разными странными философскими разговорами
с старшим сыном барина, Иваном Федоровичем, охотно позволявшим себе это развлечение — вероятно, от скуки или от потребности насмешки, не нашедшей лучшего приложения.