— Не перебивайте меня! Вы понимаете: обед стоял на столе, в кухне топилась плита! Я говорю, что на них напала болезнь! Или, может быть, не болезнь, а они увидели мираж! Красивый берег, остров или
снежные горы! Они поехали на него все…
На юг за Тереком — Большая Чечня, Кочкалыковский хребет, Черные горы, еще какой-то хребет и наконец
снежные горы, которые только видны, но в которых никто никогда еще не был.
Кроме сумасшествия, у него был катар желудка, подагра и много других болезней; ему приходилось назначать диету и держать впроголодь, но он ел и не ел с одинаковым удовольствием, гордился своими болезнями, а за подагру даже благодарил доктора Шевырева и весь тот день громко покрикивал на больных, строивших
снежную гору: ему смутно представлялось, что он генерал, назначенный наблюдать за постройкою грозной крепости.
Когда Макар оглядывался, ему казалось, что темная тайга сама убегает от них назад, а высокие
снежные горы точно таяли в сумраке ночи и быстро скрывались за горизонтом.
На сибирском рубеже стоят
снежные горы; без проводника, не зная тамошних мест, их ввек не перелезть, да послал Господь мне доброго человека из варнаков — беглый каторжный, значит, — вывел на русскую землю!..
Неточные совпадения
Эти три фигуры являлись ему, и как артисту, всюду. Плеснет седой вал на море, мелькнет
снежная вершина
горы в Альпах — ему видится в них седая голова бабушки. Она выглядывала из портретов старух Веласкеза, Жерар-Дова, — как Вера из фигур Мурильо, Марфенька из головок Грёза, иногда Рафаэля…
Еду я все еще по пустыне и долго буду ехать: дни, недели, почти месяцы. Это не поездка, не путешествие, это особая жизнь: так длинен этот путь, так однообразно тянутся дни за днями, мелькают станции за станциями, стелются бесконечные
снежные поля, идут по сторонам Лены высокие
горы с красивым лиственничным лесом.
Давно я видел одну
гору, как стену прямую, с обледеневшей
снежной глыбой, будто вставленным в перстне алмазом, на самой крутизне.
Сразу от бивака начинался подъем. Чем выше мы взбирались в
гору, тем больше было снега. На самом перевале он был по колено. Темно-зеленый хвойный лес оделся в белый убор и от этого имел праздничный вид. Отяжелевшие от снега ветви елей пригнулись книзу и в таком напряжении находились до тех пор, пока случайно упавшая сверху веточка или еловая шишка не стряхивала пышные белые комья, обдавая проходящих мимо людей холодной
снежной пылью.
Предсказания солона сбылись. Когда мы были внизу, в
горах послышался шум, который постепенно усиливался и спускался в долину. Я оглянулся назад:
снежные сопки курились — начиналась пурга.