Неточные совпадения
Клим
смотрел на ее
синюю щеку, в открытый, серьезный глаз и, не чувствуя испуга, удивлялся.
В темно-синем пиджаке, в черных брюках и тупоносых ботинках фигура Дронова приобрела комическую солидность. Но лицо его осунулось, глаза стали неподвижней, зрачки помутнели, а в белках явились красненькие жилки, точно у человека, который страдает бессонницей. Спрашивал он не так жадно и много, как прежде, говорил меньше, слушал рассеянно и, прижав локти к бокам, сцепив пальцы, крутил большие, как старик.
Смотрел на все как-то сбоку, часто и устало отдувался, и казалось, что говорит он не о том, что думает.
Пришла Лидия, держась руками за виски, молча села у окна. Клим спросил: что нашел доктор? Лидия
посмотрела на него непонимающим взглядом; от
синих теней в глазницах ее глаза стали светлее. Клим повторил вопрос.
Сверху спускалась Лидия. Она садилась в угол, за роялью, и чужими глазами
смотрела оттуда, кутая, по привычке, грудь свою газовым шарфом. Шарф был
синий, от него
на нижнюю часть лица ее ложились неприятные тени. Клим был доволен, что она молчит, чувствуя, что, если б она заговорила, он стал бы возражать ей. Днем и при людях он не любил ее.
Отзвонив, он вытирал потный череп, мокрое лицо большим платком в
синюю и белую клетку, снова
смотрел в небо страшными, белыми глазами, кланялся публике и уходил, не отвечая
на похвалы,
на вопросы.
Он шел и
смотрел, как вырастают казармы; они строились тремя корпусами в форме трапеции, средний был доведен почти до конца, каменщики выкладывали последние ряды третьего этажа, хорошо видно было, как
на краю стены шевелятся фигурки в красных и
синих рубахах, в белых передниках, как тяжело шагают вверх по сходням сквозь паутину лесов нагруженные кирпичами рабочие.
Самгин взял бутылку белого вина, прошел к столику у окна; там, между стеною и шкафом, сидел, точно в ящике, Тагильский, хлопая себя по колену измятой картонной маской. Он был в
синей куртке и в шлеме пожарного солдата и тяжелых сапогах, все это странно сочеталось с его фарфоровым лицом. Усмехаясь, он
посмотрел на Самгина упрямым взглядом нетрезвого человека.
Через два часа Клим Самгин сидел
на скамье в парке санатории, пред ним в кресле
на колесах развалился Варавка, вздувшийся, как огромный пузырь,
синее лицо его, похожее
на созревший нарыв, лоснилось, медвежьи глаза
смотрели тускло, и было в них что-то сонное, тупое. Ветер поднимал дыбом поредевшие волосы
на его голове, перебирал пряди седой бороды, борода лежала
на животе, который поднялся уже к подбородку его. Задыхаясь, свистящим голосом он понукал Самгина...
Он взял из ее рук
синий конвертик и, не вскрыв, бросил его
на стол. Но он тотчас заметил, что Гогин
смотрит на телеграмму, покусывая губу, заметил и — испугался: а вдруг это от Никоновой?
«Не буду вскрывать», — решил он и несколько отвратительных секунд не отводил глаз от
синего четвероугольника бумаги, зная, что Гогин тоже
смотрит на него, — ждет.
Закурив очень вонючую папиросу, он
посмотрел в
синий дым ее, сунул руку за голенище сапога и положил
на стол какую-то медную вещь, похожую
на ручку двери.
Самгину показалось, что глаза Марины смеются. Он заметил, что многие мужчины и женщины
смотрят на нее не отрываясь, покорно, даже как будто с восхищением. Мужчин могла соблазнять ее величавая красота, а женщин чем привлекала она? Неужели она проповедует здесь? Самгин нетерпеливо ждал. Запах сырости становился теплее, гуще. Тот, кто вывел писаря, возвратился, подошел к столу и согнулся над ним, говоря что-то Лидии; она утвердительно кивала головой, и казалось, что от очков ее отскакивают
синие огни…
В городе, подъезжая к дому Безбедова, он увидал среди улицы забавную группу: полицейский, с разносной книгой под мышкой, старуха в клетчатой юбке и с палкой в руках, бородатый монах с кружкой
на груди, трое оборванных мальчишек и педагог в белом кителе — молча
смотрели на крышу флигеля; там, у трубы, возвышался, качаясь, Безбедов в
синей блузе, без пояса, в полосатых брюках, — босые ступни его ног по-обезьяньи цепко приклеились к тесу крыши.
Пара темно-бронзовых, монументально крупных лошадей важно катила солидное ландо: в нем — старуха в черном шелке, в черных кружевах
на седовласой голове, с длинным, сухим лицом; голову она держала прямо, надменно, серенькие пятна глаз
смотрели в широкую
синюю спину кучера, рука в перчатке держала золотой лорнет. Рядом с нею благодушно улыбалась, кивая головою, толстая дама, против них два мальчика, тоже неподвижные и безличные, точно куклы.
В шапке черных и, должно быть, жестких волос с густосиними щеками и широкой
синей полосой
на месте усов, которые как бы заменялись толстыми бровями, он
смотрел из-под нахмуренных бровей мрачно, тяжело вздыхал, его толстые ярко-красные ‹губы› смачно чмокали, и, спрятав руки за спину, не улыбаясь, звонким, но комически унылым голосом он рассказывал...
На одном из собраний против него выступил высокий человек, с курчавой, в мелких колечках, бородой серого цвета, из-под его больших нахмуренных бровей строго
смотрели прозрачные голубые глаза,
на нем был сборный костюм, не по росту короткий и узкий, — клетчатые брюки, рыжие и черные, полосатый серый пиджак,
синяя сатинетовая косоворотка. Было в этом человеке что-то смешное и наивное, располагающее к нему.
— Разве? — шутливо и громко спросил Спивак, настраивая балалайку. Самгин заметил, что солдаты
смотрят на него недружелюбно, как
на человека, который мешает. И особенно пристально
смотрели двое: коренастый, толстогубый, большеглазый солдат с подстриженными усами рыжего цвета, а рядом с ним прищурился и закусил губу человек в
синей блузе с лицом еврейского типа. Коснувшись пальцем фуражки, Самгин пошел прочь, его проводил возглас...
Дмитрий явился в десятом часу утра, Клим Иванович еще не успел одеться. Одеваясь, он
посмотрел в щель неприкрытой двери
на фигуру брата. Держа руки за спиной, Дмитрий стоял пред книжным шкафом,
на сутулых плечах висел длинный, до колен,
синий пиджак, черные брюки заправлены за сапоги.
Неточные совпадения
На запад пятиглавый Бешту
синеет, как «последняя туча рассеянной бури»;
на север подымается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона;
на восток
смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, — а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все
синее и туманнее, а
на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльбрусом…
На этот раз ему удалось добраться почти к руке девушки, державшей угол страницы; здесь он застрял
на слове «
смотри», с сомнением остановился, ожидая нового шквала, и действительно едва избег неприятности, так как Ассоль уже воскликнула: «Опять жучишка… дурак!..» — и хотела решительно сдуть гостя в траву, но вдруг случайный переход взгляда от одной крыши к другой открыл ей
на синей морской щели уличного пространства белый корабль с алыми парусами.
Она глядела
на этот
синий пакет, с знакомым почерком, не торопясь сорвать печать — не от страха оглядки, не от ужаса зубов «тигра». Она как будто со стороны
смотрела, как ползет теперь мимо ее этот «удав», по выражению Райского, еще недавно душивший ее страшными кольцами, и сверканье чешуи не ослепляет ее больше. Она отворачивается, вздрагивая от другого, не прежнего чувства.
Она открыла ящик, достала оттуда запечатанное письмо
на синей бумаге, которое прислал ей Марк рано утром через рыбака. Она
посмотрела на него с минуту, подумала — и решительно бросила опять нераспечатанным в стол.
Cogito ergo sum — путешествую, следовательно, наслаждаюсь, перевел я
на этот раз знаменитое изречение, поднимаясь в носилках по горе и упиваясь необыкновенным воздухом, не зная
на что
смотреть:
на виноградники ли,
на виллы, или
на синее небо, или
на океан.