Неточные совпадения
Но ее уже не было в комнате. Варавка
посмотрел на дверь и, встряхнув рукою бороду, грузно втиснулся в
кресло.
Глубоко в
кресле сидел компаньон Варавки по изданию газеты Павлин Савельевич Радеев, собственник двух паровых мельниц, кругленький, с лицом татарина, вставленным в аккуратно подстриженную бородку, с ласковыми, умными глазами под выпуклым лбом. Варавка, видимо, очень уважал его,
посматривая в татарское лицо вопросительно и ожидающе. В ответ
на возмущение Варавки политическим цинизмом Константина Победоносцева Радеев сказал...
Сидел он в плетеном
кресле и, раскачивая
на желтом шнуре золотой портсигар,
смотрел, наклонясь, вдаль, кивая кому-то гладко причесанной головой.
Через два часа Клим Самгин сидел
на скамье в парке санатории, пред ним в
кресле на колесах развалился Варавка, вздувшийся, как огромный пузырь, синее лицо его, похожее
на созревший нарыв, лоснилось, медвежьи глаза
смотрели тускло, и было в них что-то сонное, тупое. Ветер поднимал дыбом поредевшие волосы
на его голове, перебирал пряди седой бороды, борода лежала
на животе, который поднялся уже к подбородку его. Задыхаясь, свистящим голосом он понукал Самгина...
Слушая отрывистые, свистящие слова, Самгин
смотрел, как по дорожкам парка скучные служители толкают равнодушно пред собою
кресла на колесах, а в
креслах — полуживые, разбухшие тела.
Служитель нагнулся, понатужился и, сдвинув
кресло, покатил его. Самгин вышел за ворота парка, у ворот, как два столба, стояли полицейские в пыльных, выгоревших
на солнце шинелях. По улице деревянного городка бежал ветер, взметая пыль, встряхивая деревья; под забором сидели и лежали солдаты, человек десять,
на тумбе сидел унтер-офицер, держа в зубах карандаш, и
смотрел в небо, там летала стая белых голубей.
Та, сидя в
кресле деревянно прямо, точно бедная родственница,
смотрела в угол, где шубы
на вешалке казались безголовыми стражами.
Самгин пристально
смотрел на ряды лысых, черноволосых, седых голов, сверху головы казались несоразмерно большими сравнительно с туловищами, влепленными в
кресла. Механически думалось, что прадеды и деды этих головастиков сделали «Великую революцию», создали Наполеона. Вспоминалось прочитанное о 30-м, 48-м, 70-м годах в этой стране.
Снимок — мутный, не сразу можно было разобрать, что
на нем — часть улицы, два каменных домика, рамы окон поломаны, стекла выбиты, с крыльца
на каменную площадку высунулись чьи-то ноги, вся улица засорена изломанной мебелью, валяется пианино с оторванной крышкой, поперек улицы — срубленное дерево, клен или каштан, перед деревом — костер, из него торчит крышка пианино, а пред костром, в большом, вольтеровском
кресле, поставив ноги
на пишущую машинку, а винтовку между ног, сидит и
смотрит в огонь русский солдат.
Неточные совпадения
Француз спал или притворялся, что спит, прислонив голову к спинке
кресла, и потною рукой, лежавшею
на колене, делал слабые движения, как будто ловя что-то. Алексей Александрович встал, хотел осторожно, но, зацепив за стол, подошел и положил свою руку в руку Француза. Степан Аркадьич встал тоже и, широко отворяя глава, желая разбудить себя, если он спит,
смотрел то
на того, то
на другого. Всё это было наяву. Степан Аркадьич чувствовал, что у него в голове становится всё более и более нехорошо.
Анна уже была дома. Когда Вронский вошел к ней, она была одна в том самом наряде, в котором она была в театре. Она сидела
на первом у стены
кресле и
смотрела пред собой. Она взглянула
на него и тотчас же приняла прежнее положение.
Он поворотился так сильно в
креслах, что лопнула шерстяная материя, обтягивавшая подушку; сам Манилов
посмотрел на него в некотором недоумении.
Бывало, как досыта набегаешься внизу по зале,
на цыпочках прокрадешься наверх, в классную,
смотришь — Карл Иваныч сидит себе один
на своем
кресле и с спокойно-величавым выражением читает какую-нибудь из своих любимых книг. Иногда я заставал его и в такие минуты, когда он не читал: очки спускались ниже
на большом орлином носу, голубые полузакрытые глаза
смотрели с каким-то особенным выражением, а губы грустно улыбались. В комнате тихо; только слышно его равномерное дыхание и бой часов с егерем.
— Я сама, — говорила Наталья Савишна, — признаюсь, задремала
на кресле, и чулок вывалился у меня из рук. Только слышу я сквозь сон — часу этак в первом, — что она как будто разговаривает; я открыла глаза,
смотрю: она, моя голубушка, сидит
на постели, сложила вот этак ручки, а слезы в три ручья так и текут. «Так все кончено?» — только она и сказала и закрыла лицо руками. Я вскочила, стала спрашивать: «Что с вами?»