Неточные совпадения
— Совершенно
не способен
понять женщину, которая
не любит
музыку, тогда как даже курицы, перепелки… гм.
Клим
понял, что Варавка
не хочет говорить при нем, нашел это неделикатным, вопросительно взглянул на мать, но
не встретил ее глаз, она смотрела, как Варавка, усталый, встрепанный, сердито поглощает ветчину. Пришел Ржига, за ним — адвокат, почти до полуночи они и мать прекрасно играли,
музыка опьянила Клима умилением, еще
не испытанным, настроила его так лирически, что когда, прощаясь с матерью, он поцеловал руку ее, то, повинуясь силе какого-то нового чувства к ней, прошептал...
— Я —
не понимаю: к чему этот парад? Ей-богу, право,
не знаю — зачем? Если б, например, войска с
музыкой… и чтобы духовенство участвовало, хоругви, иконы и — вообще — всенародно, ну, тогда — пожалуйста! А так, знаете, что же получается? Раздробление как будто. Сегодня — фабричные, завтра — приказчики пойдут или, скажем, трубочисты, или еще кто, а — зачем, собственно? Ведь вот какой вопрос поднимается! Ведь
не на Ходынское поле гулять пошли, вот что-с…
Тузенбах. Здесь в городе решительно никто
не понимает музыки, ни одна душа, но я, я понимаю и честным словом уверяю вас, что Мария Сергеевна играет великолепно, почти талантливо.
Есть вещи, которых при всей ловкости западного ума вы не поймете, ну, так не поймете, как человек, лишенный уха,
не понимает музыки, что ему вовсе не мешает быть живописцем или чем угодно.
Неточные совпадения
Для чего этим трем барышням нужно было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они в известные часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого слышались у брата наверху, где занимались студенты; для чего ездили эти учителя французской литературы,
музыки, рисованья, танцев; для чего в известные часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в своих атласных шубках — Долли в длинной, Натали в полудлинной, а Кити в совершенно короткой, так что статные ножки ее в туго-натянутых красных чулках были на всем виду; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном мире, он
не понимал, но знал, что всё, что там делалось, было прекрасно, и был влюблен именно в эту таинственность совершавшегося.
— Ах, можно ли так подкрадываться? Как вы меня испугали, — отвечала она. —
Не говорите, пожалуйста, со мной про оперу, вы ничего
не понимаете в
музыке. Лучше я спущусь до вас и буду говорить с вами про ваши майолики и гравюры. Ну, какое там сокровище купили вы недавно на толкучке?
Тут обыкновенно представлялась ему молодая хозяйка, свежая, белолицая бабенка, может быть, даже из купеческого сословия, впрочем, однако же, образованная и воспитанная так, как и дворянка, — чтобы
понимала и
музыку, хотя, конечно,
музыка и
не главное, но почему же, если уже так заведено, зачем же идти противу общего мнения?
С англичанкой кое-как разговор вязался, но с испанками — плохо. Девица была недурна собой, очень любезна; она играла на фортепиано плохо, а англичанка пела нехорошо. Я сказал девице что-то о погоде, наполовину по-французски, наполовину по-английски, в надежде, что она что-нибудь
поймет если
не на одном, так на другом языке, а она мне ответила, кажется, о
музыке, вполовину по-испански, вполовину… по-тагальски, я думаю.
— Господи, что прежде-то было, Илья Фирсыч? — повторял он, качая головой. — Разве это самое кто-нибудь может
понять?.. Таких-то и людей больше
не осталось. Нынче какой народ пошел: троюродное наплевать — вот и вся
музыка. Настоящего-то и нет. Страху никакого, а каждый норовит только себя выше протчих народов оказать. Даже невероятно смотреть.