Неточные совпадения
Часто и всегда как-то не вовремя являлся Макаров, пыльный, в парусиновой блузе, подпоясанной
широким ремнем, в опорках
на голых
ногах.
Не поднимая головы, Клим посмотрел вслед им.
На ногах Дронова старенькие сапоги с кривыми каблуками,
на голове — зимняя шапка, а Томилин — в длинном, до пят, черном пальто, в шляпе с
широкими полями. Клим усмехнулся, найдя, что костюм этот очень характерно подчеркивает странную фигуру провинциального мудреца. Чувствуя себя достаточно насыщенным его философией, он не ощутил желания посетить Томилина и с неудовольствием подумал о неизбежной встрече с Дроновым.
Клим пошел к Лидии. Там девицы сидели, как в детстве,
на диване; он сильно выцвел, его пружины старчески поскрипывали, но он остался таким же
широким и мягким, как был. Маленькая Сомова забралась
на диван с
ногами; когда подошел Клим, она освободила ему место рядом с собою, но Клим сел
на стул.
Среднего роста, очень стройный, Диомидов был одет в черную блузу, подпоясан
широким ремнем;
на ногах какие-то беззвучные, хорошо вычищенные сапоги. Клим заметил, что раза два-три этот парень, взглянув
на него, каждый раз прикусывал губу, точно не решаясь спросить о чем-то.
Регент был по плечо Инокову, но значительно
шире и плотнее, Клим ждал, что он схватит Инокова и швырнет за перила, но регент, качаясь
на ногах, одной рукой придерживал панаму, а другой толкая Инокова в грудь, кричал звонким голосом...
Взлетела в воздух
широкая соломенная шляпа, упала
на землю и покатилась к
ногам Самгина, он отскочил в сторону, оглянулся и вдруг понял, что он бежал не прочь от катастрофы, как хотел, а задыхаясь, стоит в двух десятках шагов от безобразной груды дерева и кирпича; в ней вздрагивают, покачиваются концы досок, жердей.
Слабенький и беспокойный огонь фонаря освещал толстое, темное лицо с круглыми глазами ночной птицы; под
широким, тяжелым носом топырились густые, серые усы, — правильно круглый череп густо зарос енотовой шерстью. Человек этот сидел, упираясь руками в диван, спиною в стенку, смотрел в потолок и ритмически сопел носом.
На нем — толстая шерстяная фуфайка, шаровары с кантом,
на ногах полосатые носки; в углу купе висела серая шинель, сюртук, портупея, офицерская сабля, револьвер и фляжка, оплетенная соломой.
С ним негромко поздоровался и пошел в
ногу, заглядывая в лицо его, улыбаясь, Лаврушка, одетый в длинное и не по фигуре
широкое синеватое пальто, в протертой до лысин каракулевой шапке
на голове, в валяных сапогах.
Он — среднего роста, но так широкоплеч, что казался низеньким. Под изорванным пиджаком неопределенного цвета
на нем — грязная, холщовая рубаха,
на ногах — серые, клетчатые брюки с заплатами и растоптанные резиновые галоши.
Широкое, скуластое лицо, маленькие, острые глаза и растрепанная борода придавали ему сходство с портретами Льва Толстого.
Подсели
на лестницу и остальные двое, один — седобородый, толстый, одетый солидно, с
широким, желтым и незначительным лицом, с длинным, белым носом; другой — маленький, костлявый, в полушубке, с босыми чугунными
ногами, в картузе, надвинутом
на глаза так низко, что виден был только красный, тупой нос, редкие усы, толстая дряблая губа и ржавая бороденка. Все четверо они осматривали Самгина так пристально, что ему стало неловко, захотелось уйти. Но усатый, сдув пепел с папиросы, строго спросил...
— Ничего, — гуляй, — сказал Вася приятным мягким баском.
На его
широких плечах — коричневый армяк, подпоясан веревкой, шея обмотана синим шарфом,
на ногах — рыжие солдатские сапоги; он опирался обеими руками
на толстую суковатую палку и, глядя сверху вниз
на Самгина, говорил...
Он встал и начал быстро пожимать руки сотрапезников, однообразно кивая каждому гладкой головкой, затем, высоко вскинув ее, заложив одну руку за спину, держа в другой часы и глядя
на циферблат,
широкими шагами длинных
ног пошел к двери, как человек, совершенно уверенный, что люди поймут, куда он идет, и позаботятся уступить ему дорогу.
Тогда Самгин, пятясь, не сводя глаз с нее, с ее топающих
ног, вышел за дверь, притворил ее, прижался к ней спиною и долго стоял в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное тело женщины, напряженные, точно раненые, груди,
широкие, розоватые бедра, а рядом с нею — себя с растрепанной прической, с открытым ртом
на сером потном лице.
В большой столовой со множеством фаянса
на стенах Самгина слушало десятка два мужчин и дам, люди солидных объемов, только один из них, очень тощий, но с круглым, как глобус, брюшком стоял
на длинных
ногах, спрятав руки в карманах, покачивая черноволосой головою, сморщив бледное, пухлое лицо в
широкой раме черной бороды.
Самгин приподнял голову и в
ногах у себя увидел другую; черная, она была вставлена между офицерских погон
на очень толстые,
широкие плечи.
В сотне шагов от Самгина насыпь разрезана рекой, река перекрыта железной клеткой моста, из-под него быстро вытекает река, сверкая, точно ртуть, река не
широкая, болотистая, один ее берег густо зарос камышом, осокой,
на другом размыт песок, и
на всем видимом протяжении берега моются, ходят и плавают в воде солдаты, моют лошадей, в трех местах — ловят рыбу бреднем, натирают груди,
ноги, спины друг другу теплым, жирным илом реки.
Неточные совпадения
«Там видно будет», сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат
на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой
широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых
ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил.
На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
Как взглянул он
на его спину,
широкую, как у вятских приземистых лошадей, и
на ноги его, походившие
на чугунные тумбы, которые ставят
на тротуарах, не мог не воскликнуть внутренно: «Эк наградил-то тебя Бог! вот уж точно, как говорят, неладно скроен, да крепко сшит!..
Перед ним стояла не одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается
на Руси, где любит все оказаться в
широком размере, всё что ни есть: и горы и леса и степи, и лица и губы и
ноги; ту самую блондинку, которую он встретил
на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в
широкое бархатное кресло,
на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под
ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула
на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и
на чепце были ярко-желтые ленты.
Он взглянул
на нее. Она закинула голову
на спинку кресел и скрестила
на груди руки, обнаженные до локтей. Она казалась бледней при свете одинокой лампы, завешенной вырезною бумажною сеткой.
Широкое белое платье покрывало ее всю своими мягкими складками; едва виднелись кончики ее
ног, тоже скрещенных.