Неточные совпадения
В углу двора, между конюшней и каменной стеной недавно выстроенного дома соседей, стоял, умирая без солнца, большой вяз, у ствола его были сложены старые
доски и бревна, а
на них, в уровень с крышей конюшни,
лежал плетенный из прутьев возок дедушки. Клим и Лида влезали в этот возок и сидели в нем, беседуя. Зябкая девочка прижималась к Самгину, и ему было особенно томно приятно чувствовать ее крепкое, очень горячее тело, слушать задумчивый и ломкий голосок.
Клим сел против него
на широкие нары, грубо сбитые из четырех
досок; в углу нар
лежала груда рухляди, чья-то постель. Большой стол пред нарами испускал одуряющий запах протухшего жира. За деревянной переборкой, некрашеной и щелявой, светился огонь, там кто-то покашливал, шуршал бумагой. Усатая женщина зажгла жестяную лампу, поставила ее
на стол и, посмотрев
на Клима, сказала дьякону...
Неточные совпадения
Потом, недели через три, велено было Андрюшке, Петрушке, Ваське обрушившиеся
доски и перила оттащить к сараям, чтоб они не
лежали на дороге. Там валялись они до весны.
В полуразвалившейся беседке ждал Марк.
На столе
лежало ружье и фуражка. Сам он ходил взад и вперед по нескольким уцелевшим
доскам. Когда он ступал
на один конец
доски, другой привскакивал и падал со стуком.
Посреди сеней, между двух окон, стояла Женни, одетая в мундир штатного смотрителя. Довольно полинявший голубой бархатный воротник сидел хомутом
на ее беленькой шейке, а слежавшиеся от долгого неупотребления фалды далеко разбегались спереди и пресмешно растягивались сзади
на довольно полной юбке платья. В руках Женни держала треугольную шляпу и тщательно водила по ней горячим утюгом, а возле нее,
на доске, закрывавшей кадку с водою,
лежала шпага.
Половина скамеек была занята мальчиками разных возрастов; перед ними
лежали на столах тетрадки, книжки и аспидные
доски; ученики были пребольшие, превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а многие одетые, как нищие.
Иногда он и сам замечал, что больной ничем не болен; но так как арестант пришел отдохнуть от работы или полежать
на тюфяке вместо голых
досок и, наконец, все-таки в теплой комнате, а не в сырой кордегардии, где в тесноте содержатся густые кучи бледных и испитых подсудимых (подсудимые у нас почти всегда,
на всей Руси, бледные и испитые — признак, что их содержание и душевное состояние почти всегда тяжелее, чем у решеных), то наш ординатор спокойно записывал им какую-нибудь febris catarhalis [катаральная лихорадка (лат.).] и оставлял
лежать иногда даже
на неделю.