Неточные совпадения
— Эх, отстань, — сказал Дронов, круто свернул за угол и тотчас исчез в белой
каше снега.
— Вы, Самгин, рассуждаете наивно. У вас в голове
каша. Невозможно понять: кто вы? Идеалист? Нет. Скептик? Не похоже. Да и когда бы вам, юноша, нажить скепсис? Вот у Туробоева скептицизм законен; это мироощущение человека, который хорошо чувствует, что его класс сыграл свою роль и быстро сползает по наклонной плоскости в небытие.
— Сом —
кашу любит; просяная али, скажем, гречушная
каша — это его самая первая любовь. Сома
кашей на что хотите подкупить возможно.
—
Каши ему дали, зверю, — говорил он, еще понижая голос. Меховое лицо его было торжественно, в глазах блестела важность и радость. —
Каша у нас как можно горячо сварена и — в горшке, а горшок-то надбит, понимаете эту вещь?
— Он, значит, проглотит горшок, а горшок в брюхе у него, надбитый-то, развалится, и тут начнет
каша кишки ему жечь, понимаете, ваше степенство, эту вещь? Ему — боль, он — биться, он — прыгать, а тут мы его…
Клим не видел темненького. Он не верил в сома, который любит гречневую
кашу. Но он видел, что все вокруг — верят, даже Туробоев и, кажется, Лютов. Должно быть, глазам было больно смотреть на сверкающую воду, но все смотрели упорно, как бы стараясь проникнуть до дна реки. Это на минуту смутило Самгина: а — вдруг?
— Вы, милый, ешьте как можно больше гречневой
каши, и — пройдет!
— Ничего. Это — кожа зудит, а внутренность у нас здоровая. Возьмите, например, гречневую
кашу: когда она варится, кипит — легкое зерно всплывает кверху, а потом из него образуется эдакая вкусная корочка, с хрустом. Так? Но ведь сыты мы не корочкой, а
кашей…
— И в революцию, когда народ захочет ее сам, — выговорил Муромский, сильно подчеркнул последнее слово и, опустив глаза, начал размазывать ложкой по тарелке рисовую
кашу.
— Долой самодержавие! — кричали всюду в толпе, она тесно заполнила всю площадь, черной
кашей кипела на ней, в густоте ее неестественно подпрыгивали лошади, точно каменная и замороженная земля под ними стала жидкой, засасывала их, и они погружались в нее до колен, раскачивая согнувшихся в седлах казаков; казаки, крестя нагайками воздух, били направо, налево, люди, уклоняясь от ударов, свистели, кричали...
— Да, эсеры круто заварили
кашу, — сумрачно сказал ему Поярков — скелет в пальто, разорванном на боку; клочья ваты торчали из дыр, увеличивая сходство Пояркова со скелетом. Кости на лице его, казалось, готовились прорвать серую кожу. Говорил он, как всегда, угрюмо, грубовато, но глаза его смотрели мягче и как-то особенно пристально; Самгин объяснил это тем, что глаза глубоко ушли в глазницы, а брови, раньше всегда нахмуренные, — приподняты, выпрямились.
— Это они хватили через край, — сказала она, взмахнув ресницами и бровями. — Это — сгоряча. «Своей пустой ложкой в чужую чашку
каши». Это надо было сделать тогда, когда царь заявил, что помещичьих земель не тронет. Тогда, может быть, крестьянство взмахнуло бы руками…
— Вредный субъект. Способен заварить такую
кашу… черт его возьми!
Неточные совпадения
Осип. Давай их, щи,
кашу и пироги! Ничего, всё будем есть. Ну, понесем чемодан! Что, там другой выход есть?
Мишка. Щи,
каша да пироги.
Попова
каша — с маслицем.
Смерды воспользовались этим и наполняли свои желудки жирной
кашей до крайних пределов.
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле
кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.