Неточные совпадения
— Вот, если б вся жизнь остановилась, как эта река, чтоб
дать людям время спокойно и глубоко
подумать о себе, — невнятно, в муфту, сказала она.
— Что красивого в массе воды, бесплодно текущей на расстоянии шести десятков верст из озера в море? Но признается, что Нева — красавица, тогда как я вижу ее скучной. Это
дает мне право
думать, что ее именуют красивой для прикрытия скуки.
«Может быть, и я обладаю «другим чувством», —
подумал Самгин, пытаясь утешить себя. — Я — не романтик, — продолжал он, смутно чувствуя, что где-то близко тропа утешения. — Глупо обижаться на девушку за то, что она не оценила моей любви. Она нашла плохого героя для своего романа. Ничего хорошего он ей не
даст. Вполне возможно, что она будет жестоко наказана за свое увлечение, и тогда я…»
«Ни одной искренней ласки не
дала она мне», —
думал Клим, с негодованием вспоминая, что ласки Лидии служили для нее только материалом для исследования их.
— Вы были свидетелем безобразия, но — вы не
думайте! Я этого не оставлю. Хотя он сумасшедший, — это не оправдание, нет! Елизавета Львовна, почтенная
дама, конечно, не должна знать — верно-с? А ему вы скажите, что он получит свое!
Клим спросил еще стакан чаю, пить ему не хотелось, но он хотел знать, кого дожидается эта
дама? Подняв вуаль на лоб, она писала что-то в маленькой книжке, Самгин наблюдал за нею и
думал...
Мысли его растекались по двум линиям:
думая о женщине, он в то же время пытался
дать себе отчет в своем отношении к Степану Кутузову. Третья встреча с этим человеком заставила Клима понять, что Кутузов возбуждает в нем чувствования слишком противоречивые. «Кутузовщина», грубоватые шуточки, уверенность в неоспоримости исповедуемой истины и еще многое — антипатично, но прямодушие Кутузова, его сознание своей свободы приятно в нем и даже возбуждает зависть к нему, притом не злую зависть.
— Выпейте с нами, мудрец, — приставал Лютов к Самгину. Клим отказался и шагнул в зал, встречу аплодисментам.
Дама в кокошнике отказалась петь, на ее место встала другая, украинка, с незначительным лицом, вся в цветах, в лентах, а рядом с нею — Кутузов. Он снял полумаску, и Самгин
подумал, что она и не нужна ему, фальшивая серая борода неузнаваемо старила его лицо. Толстый маркиз впереди Самгина сказал...
—
Думаете, что если вы
дали пять рублей в пользу политических, так этим уже куплено вами место в истории…
Клим лежал, закрыв глаза, и
думал, что Варвара уже внесла в его жизнь неизмеримо больше того, что внесли Нехаева и Лидия. А Нехаева — права: жизнь, в сущности, не
дает ни одной капли меда, не сдобренной горечью. И следует жить проще, да…
В общем Самгину нравилось ездить по капризно изогнутым дорогам, по берегам ленивых рек и перелесками. Мутно-голубые
дали, синеватая мгла лесов, игра ветра колосьями хлеба, пение жаворонков, хмельные запахи — все это, вторгаясь в душу, умиротворяло ее. Картинно стояли на холмах среди полей барские усадьбы, кресты сельских храмов лучисто сияли над землею, и Самгин
думал...
Митрофанов, вздохнув, замолчал, как бы
давая Самгину время принять какое-то решение, а Самгин
думал, что вот он считал этого человека своеобразно значительным, здравомыслящим…
— Странно? — переспросила она, заглянув на часы, ее подарок, стоявшие на столе Клима. — Ты хорошо сделаешь, если
дашь себе труд
подумать над этим. Мне кажется, что мы живем… не так, как могли бы! Я иду разговаривать по поводу книгоиздательства.
Думаю, это — часа на два, на три.
«Зубы грешника сокрушу», — угрожал Иегова и — царства сокрушал! Как
думаешь, которая из двух партий скорее заставит
дать конституцию?
На Марсовом поле Самгин отстал от спутников и через несколько минут вышел на Невский. Здесь было и теплее и все знакомо, понятно. Над сплошными вереницами людей плыл, хотя и возбужденный, но мягкий, точно как будто праздничный говор. Люди шли в сторону Дворцовой площади, было много солидных, прилично, даже богато одетых мужчин,
дам. Это несколько удивило Самгина; он
подумал...
Она говорила непрерывно, вполголоса и в нос, а отдельные слова вырывались из-за ее трех золотых зубов крикливо и несколько гнусаво. Самгин
подумал, что говорит она, как провинциальная актриса в роли светской
дамы.
«
Дает ли мне этот случай право
думать, что такие поручения могут повторяться?»
Самгин с непонятной ему обидой и печально
подумал, что бесспорный ум ее — весь в словах и покорно подчинен азартному ее стремлению к наживе. Турчанинов, катая ладонями по коленям тросточку, говорил
дамам...
— Вы заметили, что мы вводим в старый текст кое-что от современности? Это очень нравится публике. Я тоже начинаю немного сочинять, куплеты Калхаса — мои. — Говорил он стоя, прижимал перчатку к сердцу и почтительно кланялся кому-то в одну из лож. — Вообще — мы стремимся
дать публике веселый отдых, но — не отвлекая ее от злобы дня. Вот — высмеиваем Витте и других, это, я
думаю, полезнее, чем бомбы, — тихонько сказал он.
— Над этим надо
подумать, — солидно сказал он. —
Дайте мне время. Я должен допросить Локтева. Он и сообщит вам мое решение.
— Французы, вероятно,
думают, что мы женаты и поссорились, — сказала Марина брезгливо, фруктовым ножом расшвыривая франки сдачи по тарелке; не взяв ни одного из них, она не кивнула головой на тихое «Мерси, мадам!» и низкий поклон гарсона. — Я не в ладу, не в ладу сама с собой, — продолжала она, взяв Клима под руку и выходя из ресторана. — Но, знаешь, перепрыгнуть вот так, сразу, из страны, где вешают, в страну, откуда вешателям
дают деньги и где пляшут…
— А я
думаю: не было, — заключил Тагильский и чему-то обрадовался. — Вот что:
давайте пойдем к Безбедову, попробуйте уговорить его сознаться — идет?
«Жаловалась на одиночество, —
думал он о Варваре. — Она не была умнее своего времени. А эта, Тося? Что может
дать ей Дронов, кроме сносных условий жизни?»
— Побочный сын какого-то знатного лица, черт его… Служил в таможенном ведомстве, лет пять тому назад получил огромное наследство. Меценат. За Тоськой ухаживает. Может быть, денег
даст на газету. В театре познакомился с Тоськой,
думал, она — из гулящих. Ногайцев тоже в таможне служил, давно знает его. Ногайцев и привел его сюда, жулик. Кстати: ты ему, Ногайцеву, о газете — ни слова!
— Вы понимаете, какой скандал? Ностиц. Он, кажется, помощник посла. Вообще — персона важная. Нет — вы
подумайте о нашем престиже за границей. Послы — женятся на
дамах с рыбьими хвостами…
— Ну, что там — солидная! Жульничество. Смерть никаких обязанностей не налагает — живи, как хочешь! А жизнь —
дама строгая: не угодно ли вам, сукины дети,
подумать, как вы живете? Вот в чем дело.
— Что же вы намерены делать с вашим сахаром? Ой, извините, это — не вы. То есть вы — не тот… Вы — по какому поводу? Ага! Беженцы. Ну вот и я тоже. Командирован из Орла. Беженцев надо к нам направлять, вообще — в центр страны. Но — вагонов не
дают, а пешком они, я
думаю, перемерзнут, как гуси. Что же мы будем делать?
Самгин наблюдал шумную возню людей и
думал, что для них существуют школы, церкви, больницы, работают учителя, священники, врачи. Изменяются к лучшему эти люди? Нет. Они такие же, какими были за двадцать, тридцать лег до этого года. Целый угол пекарни до потолка загроможден сундучками с инструментом плотников. Для них делают топоры, пилы, шерхебели, долота. Телеги, сельскохозяйственные машины, посуду, одежду. Варят стекло. В конце концов, ведь и войны имеют целью
дать этим людям землю и работу.
— Поздно. Вы
дали мне право
думать, что ваше поведение — это обычное поведение штатских либералов, социалистов и вообще этих, которые прячутся в Земском и Городском союзах, путаясь у нас в ногах…
Самгин, слушая, сообразил: он
дал офицерам слово не разглашать обстоятельств убийства, но вот это уже известно, и офицера могут
подумать, что разглашает он.
Дронов пошел вслед за ним и
дал Климу Самгину время
подумать...