Неточные совпадения
Ему приятно было видеть задумчивость на бородатом лице студента, когда Кутузов слушал музыку, приятна была сожалеющая улыбка, грустный взгляд
в одну
точку, куда-то сквозь людей, сквозь стену.
— Он, как Толстой, ищет веры, а не истины. Свободно мыслить о истине можно лишь тогда, когда мир опустошен: убери из него все — все вещи, явления и все твои желания, кроме одного: познать мысль
в ее сущности. Они оба мыслят о человеке, о боге, добре и зле, а это — лишь
точки отправления на поиски вечной, все решающей истины…
Сморкаясь и кашляя, Дронов плевал
в пруд, Клим заметил, что плевки аккуратно падают
в одну
точку или слишком близко к ней,
точкой этой была его, Клима, белая фуражка, отраженная на воде.
Клим промолчал, присматриваясь, как
в красноватом луче солнца мелькают странно обесцвеченные мухи; некоторые из них, как будто видя
в воздухе неподвижную
точку, долго дрожали над нею, не решаясь сесть, затем падали почти до пола и снова взлетали к этой невидимой
точке. Клим показал глазами на тетрадку...
Он видел, что Лидия смотрит не на колокол, а на площадь, на людей, она прикусила губу и сердито хмурится.
В глазах Алины — детское любопытство. Туробоеву — скучно, он стоит, наклонив голову, тихонько сдувая пепел папиросы с рукава, а у Макарова лицо глупое, каким оно всегда бывает, когда Макаров задумывается. Лютов вытягивает шею вбок, шея у него длинная, жилистая, кожа ее шероховата, как шагрень. Он склонил голову к плечу, чтоб направить непослушные глаза на одну
точку.
С этой
точки мысли Самгина скользили
в «кутузовщину».
Эти двое шли сквозь жизнь как бы кругами, и, описывая восьмерки, каждый вращался
в своем круге фраз, но
в какой-то одной
точке круга они сходились.
Бесконечную речь его пресек Диомидов, внезапно и бесшумно появившийся
в дверях, он мял
в руках шапку, оглядываясь так, точно попал
в незнакомое место и не узнает людей. Маракуев очень, но явно фальшиво обрадовался, зашумел, а Дьякон, посмотрев на Диомидова через плечо, произнес, как бы ставя
точку...
— Мы, люди, — начал он, отталкивая Берендеева взглядом, — мы, с моей
точки зрения, люди, на которых историей возложена обязанность организовать революцию, внести
в ее стихию всю мощь нашего сознания, ограничить нашей волей неизбежный анархизм масс…
Изредка появлялся Диомидов; его визиты подчинялись закону некой периодичности; он как будто медленно ходил по обширному кругу и
в одной из
точек окружности натыкался на квартиру Самгиных. Вел он себя так, как будто оказывал великое одолжение хозяевам тем, что вот пришел.
Он стал перечислять боевые выступления рабочих
в провинции, факты террора, схватки с черной сотней, взрывы аграрного движения; он говорил обо всем этом, как бы напоминая себе самому, и тихонько постукивал кулаком по столу, ставя
точки. Самгин хотел спросить: к чему приведет все это? Но вдруг с полной ясностью почувствовал, что спросил бы равнодушно, только по обязанности здравомыслящего человека. Каких-либо иных оснований для этого вопроса он не находил
в себе.
Где-то близко щелкали шары биллиарда, как бы ставя
точки поучительным словам бородатого человека
в поддевке...
— «Как
точка над i», — вспомнил Самгин стих Мюссе, — и тотчас совершенно отчетливо представил, как этот блестящий шарик кружится, обегая землю, а земля вертится, по спирали, вокруг солнца, стремительно — и тоже по спирали — падающего
в безмерное пространство; а на земле, на ничтожнейшей
точке ее,
в маленьком городе, где воют собаки, на пустынной улице,
в деревянной клетке, стоит и смотрит
в мертвое лицо луны некто Клим Самгин.
«Суть
в том, что я не могу найти
в жизни
точку, которая притягивала бы меня всего целиком».
— Почему — странно? — тотчас откликнулась она, подняв брови. — Да я и не шучу, это у меня стиль такой, приучилась говорить о премудростях просто, как о домашних делах. Меня очень серьезно занимают люди, которые искали-искали свободы духа и вот будто — нашли, а свободой-то оказалась бесцельность, надмирная пустота какая-то. Пустота, и — нет
в ней никакой иной
точки опоры для человека, кроме его вымысла.
Вспоминая все это, Самгин медленно шагал по комнате и неистово курил.
В окна ярко светила луна, на улице таяло, по проволоке телеграфа скользили,
в равном расстоянии одна от другой, крупные, золотистые капли и, доскользнув до какой-то незаметной
точки, срывались, падали. Самгин долго, бессмысленно следил за ними, насчитал сорок семь капель и упрекнул кого-то...
— Вот бы вас, господ, года на три
в мужики сдавать, как нашего брата
в солдаты сдают. Выучились где вам полагается, и — поди
в деревню, поработай там
в батраках у крестьян, испытай ихнюю жизнь до
точки.
Теперь она говорила вопросительно, явно вызывая на возражения. Он, покуривая, откликался осторожно, междометиями и вопросами; ему казалось, что на этот раз Марина решила исповедовать его, выспросить, выпытать до конца, но он знал, что конец —
точка,
в которой все мысли связаны крепким узлом убеждения. Именно эту
точку она, кажется, ищет
в нем. Но чувство недоверия к ней давно уже погасило его желание откровенно говорить с нею о себе, да и попытки его рассказать себя он признал неудачными.
В этих словах Самгину послышалась нотка цинизма. Духовное завещание было безукоризненно с
точки зрения закона, подписали его солидные свидетели, а иск — вздорный, но все-таки у Самгина осталось от этого процесса впечатление чего-то необычного. Недавно Марина вручила ему дарственную на ее имя запись: девица Анна Обоимова дарила ей дом
в соседнем губернском городе. Передавая документ, она сказала тем ленивым тоном, который особенно нравился Самгину...
— Этот парижский пижон, Турчанинов, правильно сказал: «Для человека необходима отвлекающая
точка». Бог, что ли, музыка, игра
в карты…
Перевернув испорченный лист, он снова нарисовал Марину, какой воображал ее, дал
в руку кадуцей Меркурия, приписал крылышки на ногах и вдруг вспомнил слова Безбедова об «отвлекающей
точке».
Самгин совершенно не мог представить: как это будет? Придут какие-то болваны, а он должен внушать им правила поведения. С некоторой
точки зрения это может быть интересно, даже забавно, однако — не настолько, чтоб ставить себя
в смешную позицию проповедника половой морали.
В двух
точках города звучала музыка,
в одной особенно выделялся корнет-а-пистон,
в другой — виолончель.
Можно было думать, что все там устало за день, хочет остановиться, отдохнуть, — остановиться
в следующую секунду, на
точке,
в которой она застанет.
В мозге Самгина образовалась некая неподвижная
точка, маленькое зеркало, которое всегда, когда он желал этого, показывало ему все, о чем он думает, как думает и
в чем его мысли противоречат одна другой. Иногда это свойство разума очень утомляло его, мешало жить, но все чаще он любовался работой этого цензора и привыкал считать эту работу оригинальнейшим свойством психики своей.
— Дорогой мой, — уговаривал Ногайцев, прижав руку к сердцу. — Сочиняют много! Философы, литераторы. Гоголь испугался русской тройки, закричал… как это? Куда ты стремишься и прочее. А — никакой тройки и не было
в его время. И никто никуда не стремился, кроме петрашевцев, которые хотели повторить декабристов. А что же такое декабристы? Ведь, с вашей
точки, они феодалы. Ведь они… комики, между нами говоря.
— Ну да, — с вашей
точки, люди или подлецы или дураки, — благодушным тоном сказал Ногайцев, но желтые глаза его фосфорически вспыхнули и борода на скулах ощетинилась. К нему подкатился Дронов с бутылкой
в руке, на горлышке бутылки вверх дном торчал и позванивал стакан.
Дня через два Елена показала ему карикатуру, грубо сделанную пером:
в квадрате из сабель и штыков — бомба с лицом Пуанкаре, по углам квадрата, вверху — рубль с полустертым лицом Николая Романова, кабанья голова короля Англии, внизу — короли Бельгии и Румынии и подпись «
Точка в квадрате», сиречь по-французски — Пуанкаре.
— «Что дядю Егора упрятали
в каторгу туда ему и дорога а как он стал лишенный права имущества ты не зевай», — читал Пыльников, предупредив, что
в письме, кроме
точек, нет других знаков препинания.
— Вы уж — кончили! Ученая ваша, какая-то там литературная, что ли, квалификация дошла до конца концов, до смерти. Ставьте
точку. Слово и дело дается вновь прибывшему
в историю, да, да!