Неточные совпадения
Клим выслушивал эти
ужасы довольно спокойно, лишь изредка неприятный холодок пробегал по коже его спины. То, как говорили, интересовало его больше, чем то, о чем говорили. Он
видел, что большеголовый, недоконченный писатель говорит о механизме Вселенной с восторгом, но и человек, нарядившийся мужиком, изображает
ужас одиночества земли во Вселенной тоже с наслаждением.
— И все вообще, такой
ужас! Ты не знаешь: отец, зимою, увлекался водевильной актрисой; толстенькая, красная, пошлая, как торговка. Я не очень хороша с Верой Петровной, мы не любим друг друга, но — господи! Как ей было тяжело! У нее глаза обезумели.
Видел, как она поседела? До чего все это грубо и страшно. Люди топчут друг друга. Я хочу жить, Клим, но я не знаю — как?
— Если б ты
видел, какой это
ужас, когда миллионы селедок идут сплошною, слепою массой метать икру! Это до того глупо, что даже страшно.
И не одну сотню раз Клим Самгин
видел, как вдали, над зубчатой стеной елового леса краснеет солнце, тоже как будто усталое,
видел облака, спрессованные в такую непроницаемо плотную массу цвета кровельного железа, что можно было думать: за нею уж ничего нет, кроме «черного холода вселенской тьмы», о котором с таким
ужасом говорила Серафима Нехаева.
— Я
видела все это. Не помню когда, наверное — маленькой и во сне. Я шла вверх, и все поднималось вверх, но — быстрее меня, и я чувствовала, что опускаюсь, падаю. Это был такой горький
ужас, Клим, право же, милый… так ужасно. И вот сегодня…
Артиста этого он
видел на сцене театра в царских одеждах трагического царя Бориса,
видел его безумным и страшным Олоферном, ужаснейшим царем Иваном Грозным при въезде его во Псков, — маленькой, кошмарной фигуркой с плетью в руках, сидевшей криво на коне, над людями, которые кланялись в ноги коню его;
видел гибким Мефистофелем, пламенным сарказмом над людями, над жизнью; великолепно, поражающе изображал этот человек
ужас безграничия власти.
— Как ее объели крысы, ух! — сказала она, опускаясь на диван. — Ты —
видел? Ты — посмотри!
Ужас! — Вздрогнув, она затрясла головой.
Как во время короткого мгновения, когда сверкнет молния, глаз, находившийся в темноте, вдруг различает разом множество предметов, так и при появлении осветившего нас Селиванова фонаря я
видел ужас всех лиц нашего бедствующего экипажа. Кучер и лакей чуть не повалились перед ним на колена и остолбенели в наклоне, тетушка подалась назад, как будто хотела продавить спинку кибитки. Няня же припала лицом к ребенку и вдруг так сократилась, что сама сделалась не больше ребенка.
Он теперь
видит ужасы и скорби жизни, видит мир раздробленным, растерзанным; видит и первопричину мирового страдания — principium in dividuationis, расчленение первоначального, единого Существа на отъединенные, несогласимые между собою «явления».
Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот
ужаса, //
Увидишь ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
В смятении оглянулись глуповцы назад и с
ужасом увидели, что назади действительно ничего нет.
Степан Аркадьич вздохнул, отер лицо и тихими шагами пошел из комнаты. «Матвей говорит: образуется; но как? Я не
вижу даже возможности. Ах, ах, какой
ужас! И как тривиально она кричала, — говорил он сам себе, вспоминая ее крик и слова: подлец и любовница. — И, может быть, девушки слышали! Ужасно тривиально, ужасно». Степан Аркадьич постоял несколько секунд один, отер глаза, вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты.
― Да, сон, ― сказала она. ― Давно уж я
видела этот сон. Я
видела, что я вбежала в свою спальню, что мне нужно там взять что-то, узнать что-то; ты знаешь, как это бывает во сне, ― говорила она, с
ужасом широко открывая глаза, ― и в спальне, в углу стоит что-то.
Когда после того, как Махотин и Вронский перескочили большой барьер, следующий офицер упал тут же на голову и разбился замертво и шорох
ужаса пронесся по всей публике, Алексей Александрович
видел, что Анна даже не заметила этого и с трудом поняла, о чем заговорили вокруг.