Все звёзды и клыки

Аделин Грейс, 2020

Магия с древних времен процветала в Визидии. Однако кровожадный монстр захотел уничтожить королевство. Ценой собственной крови, молодой правитель заключил сделку с чудовищем, убедив его покинуть этот мир. Однако люди предали соглашение, и тьма вырвалась на волю. И лишь четверо из них способны противостоять ей: ПРИНЦЕССА, готовая пойти на все, чтобы вернуть себе трон. ПИРАТ, намеренный восстановить справедливость. МАГ, желающий защитить свою любовь. РУСАЛКА, мечтающая о мести. Одна из них приговорена к смерти. Другой – проклят. Третий – предал корону. Четвертая – заключена под стражу. У них есть лишь один шанс, чтобы уничтожить темную магию и спасти королевство от зла, завладевшего их душами.

Глава 4

Я потратила много недель, чтобы подготовить содержимое моего мешочка. Мне нужно было убедиться, что каждый зуб и даже самые маленькие косточки готовы откликнуться на мою магию, когда у меня в руках окажутся волосы заключенного.

Потому что это не просто демонстрация магический способностей: это еще и казнь.

Я слышу звон цепей еще до того, как заключенные попадают в поле моего зрения. Их всего десять: семь мужчин и три женщины. На их шеях темнеют большие кресты — клеймо для тех, кто был осужден и приговорен за убийство. Но сегодня некоторые отметки не настоящие.

Стража тащит преступников сквозь толпу зрителей к основанию каменной плиты. Затем они отходят, оставляя заключенных передо мной: снизу вверх на меня устремляются испуганные и яростные взгляды.

Моя магия действует двумя способами: эфирное чтение души и физическая способность уничтожить душу живого создания. Эти люди находятся здесь для того, чтобы я определила, чья душа самая темная, и казнила ее обладателя.

Прежде я никогда не участвовала в публичной казни. Мы с отцом проводим их каждый год, но обычно это происходит поздно ночью в глубине подземной темницы, где мы забираем души тех, кто никогда не сможет раскаяться и искупить свои грехи. Это нужно для того, чтобы удовлетворить и успокоить нашу магию. Человек, которого я казню этим вечером, должен обладать совершенно извращенной душой, недостойной прощения.

В первом ряду стоит женщина преклонного возраста, и ее пронзительные темные глаза всматриваются в мое лицо. Я обращаюсь к своей магии и отрываю от нее маленькие кусочки, пробуждая зверя. Она греет меня изнутри, соединяясь с душой незнакомки.

Магия с жаром распространяется по моим венам, достигает висков, и я растворяюсь в этой силе. На мгновение мое зрение затуманивается, а затем резко обостряется, представляя моему взору сотни душ. Они сияют цветом облаков: некоторые больше напоминают грозовые тучи, а другие ясны, как летнее небо, но каждая из них колеблется, утопая в мерцающей дымке. Я сжимаю кулаки, пока ногти не начинают впиваться в ладони, и сосредотачиваюсь на женщине, которая стоит передо мной.

Ее душа похожа на мертвую морскую звезду: выцветшую, посеревшую и засохшую, но все еще хранящую форму некогда прекрасного создания. Она старше прочих заключенных и успела пройти сквозь боль и лишения, которые помутнили и сломали ее душу.

Эта женщина ни в чем не виновата. Она здесь лишь для того, чтобы испытать меня.

Я подхожу к следующему заключенному, заглядывая в его туманную душу. Она наполнена жадностью и злостью, а еще глубже я вижу следы совершенного им убийства. Но он раскаивается в том, что сделал. Он чувствует вину, а это значит, что мне нужно искать дальше.

Ловко, но осторожно я скольжу между людьми, и магия обжигает меня изнутри, пока я обыскиваю душу за душой.

Я сразу же понимаю, что нашла его. Его взгляд совершенно спокоен, но чем глубже я погружаюсь в его душу — тем более прогнившей она становится. Она неровная и фиолетовая, как синяк, она расслаивается по краям и превращается в ничто. Его порочность пробирает меня до костей.

Тусклая душа этого мужчины свидетельствует о том, что он совершил самые страшные преступления, которое только можно представить. Хуже, чем убийство. Холодный белый свет, сияющий за потрескавшимися краями, говорит мне, что для него нет дороги назад. Он не сожалеет о содеянном, ему не жаль своих несчастных жертв.

— Он.

Двое стражников обступают мужчину и поднимают его на каменную плиту, пока остальных заключенных отводят назад. Некоторые из них облегченно вздыхают.

Я осторожно смотрю на отца из-под ресниц. Он еле заметно кивает, и я расслабляюсь, понимая, что успешно прошла первую часть испытания. Я выбрала нужного человека, а значит, пришло время продемонстрировать физическую сторону моей магии.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я, доставая кинжал из ножен и отрезая прядь его волос.

Голос мужчины звучит так хрипло, что он практически выкашливает ответ:

— Аран.

— Аран, — эхом повторяю я. — Я заглянула в твою душу и нашла там не только абсолютное разложение, но и наслаждение, с которым ты сеял хаос и боль. Ты не раскаялся в преступлениях, что привели тебя сюда, и я не вижу ни единого шанса на искупление.

По моей спине пробегают мурашки, когда он отклоняет голову назад и улыбается. Я стараюсь не размышлять о том, кого он убил, или о его семье, которая, возможно, находится среди зрителей. Как будущая королева, я не могу жалеть эту семью, и они об этом знают. Арану точно не было жаль семьи его жертв.

Тишина становится все более напряженной, и я стараюсь успокоить свое дыхание. Затем я чиркаю кремнем, и в яме между нами разгорается пламя.

— Хочешь сказать что-нибудь напоследок?

Аран плюет мне под ноги, но я даже не вздрагиваю. Я оборачиваю отсеченные волосы вокруг зуба из моей сумки и прохожусь по нему ногтями. Челюсть мужчины дергается, и он инстинктивно проводит языком по верхнему ряду зубов. Я вижу, что ему страшно, а это значит — моя магия работает.

— Что ж, — я поднимаю зуб над огнем. — Тогда начнем.

Я бросаю клык в пламя, и мужчина сотрясается в сильной судороге, выплевывая целую лужу крови, в середине которой лежит зуб. Я наклоняюсь за ним, пока обжигающая магия пульсирует в моем теле. Мои силы достигают пика.

Физическая сторона моей магии основана на равноценном обмене. Если я хочу сломать чьи-то кости, сперва мне нужно предложить кость, связанную с частью человека, на котором я собираюсь использовать свои силы. Сегодня я использую волосы Арана. За каждую отнятую часть нужно платить чем-то равносильным, и поэтому никто не умрет, пока я не использую его кровь.

Я могу убивать его постепенно. Могу сломать одну кость за другой или пустить кровь, пока тело не превратится в пустой мешок.

Но я не получаю никакого удовольствия от этих смертей. Я — Монтара, и это — моя обязанность, иначе зверь внутри меня станет сильнее и попытается вырваться из-под контроля. Поэтому каждый год мы с отцом выбираем по одному преступнику — только худших из худших, — чтобы сдержать нашу магию.

Я стараюсь сделать их смерти быстрыми и безболезненными, насколько это вообще возможно, но для этого мне нужно немного их крови, и вот тут-то и пригождаются зубы. Хотя я могла бы получить кровь из руки, ноги или глаза, вырванный зуб — остается самым гуманным способом.

Я знаю, что никто не посмеет подвергнуть сомнению мои способности. Зверь и его магия находятся под моим контролем. Изо рта Арана течет кровь, и когда я бросаю второй зуб в огонь, его глаза широко раскрываются от страха.

Уверенная в своих силах, я украдкой поглядываю на лица зрителей и гордо выпрямляю спину, чтобы они как следует меня рассмотрели. Я хочу, чтобы они видели во мне наследницу трона, свою принцессу, которая посвятила всю жизнь изучению опасной магии, но не для себя, а для них.

Но когда мой взгляд фокусируется на толпе, я вижу, что на их лицах застыл ужас.

Я замечаю, что какой-то мужчина закрыл рукой глаза своей испуганной дочери. Игрушечный нож Като дрожит у нее в руках.

Затем я перевожу взгляд на тетю Калею: она с отвращением наблюдает за магией, которой никогда не хотела обладать. Мне кажется, что ее глаза меняют цвет, и я пытаюсь унять свои дрожащие руки, пока никто не заметил.

Я делаю все, что должно, и все же, не вижу любви и уважения в глазах Визидии. Только страх и отвращение.

Мои руки замирают над огнем, и вся моя уверенность, в которую я обернулась, словно в доспехи, трещит по швам. Я делаю все это ради них. И все же… мой народ боится меня.

Я хватаюсь за сердце, и от внезапного осознания замирает дыхание. Я смотрю, как с губ Арана на пол стекает кровь. Я слышу резкие вздохи толпы и чувствую, как их страх давит на меня так сильно, что я не могу дышать. Паника, зародившаяся у меня в желудке, поднимается все выше и сдавливает мое горло острыми когтями.

Моя концентрация сбивается, и магия чувствует мою слабость. Она ждала этого момента, и теперь, когда я потеряла контроль, зверь делает прыжок.

Магия впивается в меня острыми клыками еще глубже, чем обычно. Некогда приятное тепло жжет кончики моих пальцев, распространяясь по телу с быстротой пожара и разрывая меня на части. Я словно дышу через тростник и никак не могу набрать в легкие достаточное количество воздуха. Сотни испуганных лиц обращены в мою сторону, пока я пытаюсь снова взять контроль в свои руки.

Но ничего не выходит. Магия поглощает меня.

Дикая жестокая сила гудит в каждой клеточке моего тела, и я провожу по зубу заключенного окровавленным пальцем, чувствуя, как его жизнь тяжело пульсирует у меня в руках. Я бросаю его в огонь, а затем вынимаю из своего мешочка кость и отправляю ее следом. Аран кричит, пока кость в его пальце хрустит и наклоняется под неестественным углом. Даже не поморщившись, я нахожу еще одну кость и пригоршню зубов. Я бросаю их в огонь и продолжаю истязать его тело, отрывая кусочек за кусочком.

Среди зрителей слышатся возмущенные вздохи и едва различимые крики протеста, пока Аран давится собственными зубами, которые один за другим выпадают у него изо рта. Но все эти звуки не могут прорваться сквозь мое забытье. Я не чувствую, как пламя лижет мои щеки, как огонь опаляет мои волосы. Все, о чем я могу думать — это зубы, кровь и кости преступника, которые мне надо собрать, чтобы пополнить запасы в своей сумке.

— У тебя черная душа, — я слышу свои собственные слова, обращенные к Арану, пока он впивается ногтями в землю и делает несколько жадных вдохов. — Ты не заслуживаешь быстрой смерти.

В моей голове раздается беспощадный шепот зверя, который велит мне избавить остров от этого порочного человека, а затем найти остальных. Стереть его душу с земли и уничтожить остальных заключенных. А потом… зачем останавливаться? Каждая душа грешна в той или иной мере, так почему не забрать их все?

Задыхаясь, я тянусь к следующей кости. Холодный пот стекает по моей шее, пока я обматываю ее волосами Арана и обмакиваю ее в его кровь. Передо мной бьется огонь, жаркий и голодный. Я предлагаю ему кость: он плюется и трещит, прежде чем поглотить ее.

Из воспаленного горла преступника вырывается крик, когда все его оставшиеся пальцы одновременно ломаются. Его всхлипы заглушают даже шум водопада.

— Сжальтесь, — с каждым словом он выплевывает еще немного крови. — Прошу, во имя богов, сжальтесь.

— Боги не отвечают на мольбы грешников, — я словно слышу себя со стороны. — Как и я.

Где-то вдалеке раздаются крики людей, но я не могу разобрать, что они говорят. Я позволяю своей магии вгрызаться в пленника, ломая кость за костью, пока Аран не превращается в груду искалеченных конечностей на каменной плите. Его истерзанное тело лежит сломанное, искривленное под неестественными углами. Он — деформированная глина, подчиненная моей воле и раскрашенная кровью.

Я готовлюсь к очередному удару, когда на мое плечо ложится чья-то рука. С моих губ слетает тихое рычание, и я поворачиваюсь, уставившись в карие глаза с золотыми прожилками. Осознание того, что на меня смотрит отец, приходит не сразу. Его глаза мокры от слез, и моя кожа чешется от беспокойства.

— Амора, — эта отчаянная мольба достигает моего сознания и охлаждает пламенную магию. Я покачиваюсь на месте, и все вокруг расплывается у меня перед глазами. — Прошу, хватит.

Толпа приходит в волнение, и едва различимые, искаженные крики давят на мое сознание, заставляя голову раскалываться от боли. Я сосредотачиваюсь на отце, использую его как якорь, чтобы вернуться в реальность. Магия внутри меня шипит от негодования, стараясь удержать контроль в своих цепких когтях. Я задыхаюсь в его железной хватке и захожусь в приступе кашля, но все же возвращаю ее в русло.

Отец крепко держит меня в руках, его пальцы впиваются в мою кожу все сильнее и сильнее, пока мое зрение не проясняется. Я закрываю рот, чтобы меня не стошнило от запаха крови. Мои руки блестят багрянцем, и от этого вида меня начинает трясти. Дым обжигает мои легкие, а каменная плита уходит из-под ног, когда я, наконец, понимаю: я потеряла контроль над своей магией.

Голова идет кругом, и я падаю на колени.

Я спустила зверя с цепи, позволив ему украсть мои чувства и завладеть моим телом.

Передо мной лежит мертвый Аран. Он больше не похож на человека: от него осталась только порванная кожа и искривленные конечности. Мои руки утопают в грязи, и я пытаюсь узнать его, но это бесполезно. Используя магию правильно, я могу даровать быструю смерть. Но в произошедшем не было ничего быстрого. Аран был замучен и искалечен.

И это дело моих рук.

Я прижимаю лоб к грязному камню, склонившись возле его тела, и чувствую, как глаза начинает щипать.

— Мне так жаль. Клянусь богами, мне так жаль.

Но мои извинения ничего не значат. Теперь, когда я слышу, что кричат люди, я понимаю, что даже боги не смогут мне помочь.

— Это зверь!

— Она все уничтожит!

— Это ее надо казнить! Она убьет нас всех!

В первых рядах я замечаю лицо матери: ее тело словно онемело. Лицо тети Калеи исказилось от ужаса. Между ними стоит Юриэль, вцепившийся в руку матери. Его лицо, некогда раскрасневшееся от вина, приобрело пепельно-белый оттенок. Отец стоит спиной к толпе, и только я могу видеть ужас в его глазах, слышать его рваное дыхание. Когда его руки начинают трястись, он прижимает их по бокам. Мои руки покрыты кровью, и я не единственная, кто стоит, уставившись на них.

— Я не могу тебя защитить, — еле слышно шепчет отец, словно эти отчаянные слова предназначены для него самого. Затем он повторяет их громче жестким надломленным голосом. — Во имя богов, Амора, я не могу тебя защитить!

Я даже не успеваю собраться с мыслями, когда чьи-то сильные руки оттаскивают меня назад. Два стражника хватают меня под руки, избегая острых костяных шипов на моей короне и эполетах, и удерживают меня на месте.

— Прости меня, — грудь отца тяжело поднимается. — Я сделаю все возможное, чтобы это исправить.

Мир кружится. Кружится. Кружится. По моему телу расползается отвратительный холод. Он берет начало где-то в районе желудка, растекаясь по ногам и рукам. Темнота заволакивает мои глаза, угрожая сокрушить мой разум после такого мощного выброса магии.

Если бы стражники не держали меня с обеих сторон, я бы наверняка упала на землю. Мои попытки усмирить зверя отнимают у меня последние силы. Я должна удержать его.

Я стараюсь держать глаза открытыми, сосредотачиваясь на происходящем, чтобы видеть разочарованное лицо отца, когда он отворачивается от меня. Его последний взгляд проникает мне под кожу, заставляя меня вздрогнуть от боли.

Я почти не слышу, что он говорит, но его слова пронзают меня, словно тысяча ножей.

— Отведите ее в тюрьму.