Неточные совпадения
Утром, полубольной, сходил
на почту, получил там пакет писем из Берлина,
вернулся в отель и, вскрыв пакет, нашел в нем среди писем и документов маленький и легкий конверт, надписанный почерком Марины.
Она
вернулась через минуту, с улыбкой
на красочном лице, но улыбка
почти не изменила его, только рот стал больше, приподнялись брови, увеличив глаза. Самгин подумал, что такого цвета глаза обыкновенно зовут бархатными, с поволокой, а у нее они какие-то жесткие, шлифованные, блестят металлически.
Неточные совпадения
Трудовая,
почти бедная обстановка произвела
на Василия Назарыча сильное впечатление, досказав ему то, чего он иногда не понимал в дочери. Теперь, как никогда, он чувствовал, что Надя не
вернется больше в отцовский дом, а будет жить в том мирке, который создала себе сама.
Дверь в кабинет отворена… не более, чем
на ширину волоса, но все же отворена… а всегда он запирался. Дочь с замирающим сердцем подходит к щели. В глубине мерцает лампа, бросающая тусклый свет
на окружающие предметы. Девочка стоит у двери. Войти или не войти? Она тихонько отходит. Но луч света, падающий тонкой нитью
на мраморный пол, светил для нее лучом небесной надежды. Она
вернулась,
почти не зная, что делает, ухватилась руками за половинки приотворенной двери и… вошла.
— Сейчас, maman, — отвечала Лиза и пошла к ней, а Лаврецкий остался
на своей раките. «Я говорю с ней, словно я не отживший человек», — думал он. Уходя, Лиза повесила свою шляпу
на ветку; с странным,
почти нежным чувством посмотрел Лаврецкий
на эту шляпу,
на ее длинные, немного помятые ленты. Лиза скоро к нему
вернулась и опять стала
на плот.
Когда гости нагрузились в достаточной мере, баушка Маремьяна выпроводила их довольно бесцеремонно. Что же, будет, посидели, выпили — надо и
честь знать, да и дома ждут. Яша с трудом уселся в седло, а Мыльников занес уже половину своего пьяного тела
на лошадиный круп, но
вернулся, отвел в сторону Акинфия Назарыча и таинственно проговорил:
Тит едва отвязался от подгулявшего дозорного и
вернулся домой темнее ночи. Всего места оставалась печь,
на которой старик чувствовал себя
почти дома.