Самгин медленно поднялся, сел на диван. Он был одет, только сюртук и сапоги сняты. Хаос и запахи в комнате тотчас восстановили в памяти его пережитую ночь. Было темно. На столе среди бутылок двуцветным огнем горела свеча, отражение огня нелепо заключено внутри пустой бутылки
белого стекла. Макаров зажигал спички, они, вспыхнув, гасли. Он склонился над огнем свечи, ткнул в него папиросой, погасил огонь и выругался...
Неточные совпадения
В углу у стены, изголовьем к окну, выходившему на низенькую крышу, стояла кровать, покрытая
белым пикейным одеялом,
белая занавесь закрывала
стекла окна; из-за крыши поднимались бледно-розовые ветви цветущих яблонь и вишен.
Ей не ответили. Она щелкнула ногтем по молочно-белому абажуру, послушала звон
стекла, склонив голову набок, и бесшумно исчезла, углубив чем-то печаль Клима.
А когда подняли ее тяжелое
стекло, старый китаец не торопясь освободил из рукава руку, рукав как будто сам, своею силой, взъехал к локтю, тонкие, когтистые пальцы старческой, железной руки опустились в витрину, сковырнули с
белой пластинки мрамора большой кристалл изумруда, гордость павильона, Ли Хунг-чанг поднял камень на уровень своего глаза, перенес его к другому и, чуть заметно кивнув головой, спрятал руку с камнем в рукав.
Тонкие руки с кистями темных пальцев двигались округло, легко, расписанное лицо ласково морщилось, шевелились
белые усы, и за
стеклами очков серенькие зрачки напоминали о жемчуге риз на иконах.
Через полчаса он сидел во тьме своей комнаты, глядя в зеркало, в полосу света, свет падал на
стекло, проходя в щель неприкрытой двери, и показывал половину человека в ночном
белье, он тоже сидел на диване, согнувшись, держал за шнурок ботинок и раскачивал его, точно решал — куда швырнуть?
Самгин видел, как разломились двери на балконе дворца, блеснул лед
стекол, и из них явилась знакомая фигурка царя под руку с высокой,
белой дамой.
«В какие глупые положения попадаю», — подумал Самгин, оглядываясь. Бесшумно отворялись двери, торопливо бегали
белые фигуры сиделок, от стены исходил запах лекарств, в
стекла окна торкался ветер. В коридор вышел из палаты Макаров, развязывая на ходу завязки халата, взглянул на Клима, задумчиво спросил...
— Это — ее! — сказала Дуняша. — Очень богатая, — шепнула она, отворяя тяжелую дверь в магазин, тесно набитый церковной утварью. Ослепительно сверкало серебро подсвечников, сияли золоченые дарохранильницы за
стеклами шкафа, с потолка свешивались кадила; в
белом и желтом блеске стояла большая женщина, туго затянутая в черный шелк.
Перед нею — лампа под
белым абажуром, две стеариновые свечи, толстая книга в желтом переплете; лицо Лидии — зеленоватое, на нем отражается цвет клеенки; в
стеклах очков дрожат огни свеч; Лидия кажется выдуманной на страх людям.
Стекла витрин, более прозрачные, чем воздух, хвастались обилием жирного золота, драгоценных камней, мехов, неисчерпаемым количеством осенних материй, соблазнительной невесомостью женского
белья, парижане покрикивали, посмеивались, из дверей ресторанов вылетали клочья музыки, и все вместе, создавая вихри звуков, подсказывало ритмы, мелодии, напоминало стихи, афоризмы, анекдоты.
Сквозь холодное
белое месиво снега, наполненное глуховатым, влажным ‹стуком› лошадиных подков и шорохом резины колес по дереву торцов, ехали медленно, долго, мокрые снежинки прилеплялись к
стеклам очков и коже щек, — всё это не успокаивало.
Черное сукно сюртука и
белый, высокий, накрахмаленный воротник очень невыгодно для Краснова подчеркивали серый тон кожи его щек, волосы на щеках лежали гладко, бессильно, концами вниз, так же и на верхней губе, на подбородке они соединялись в небольшой клин, и это придавало лицу странный вид: как будто все оно
стекало вниз.
За окном буйно кружилась, выла и свистела вьюга, бросая в
стекла снегом, изредка в
белых вихрях появлялся, исчезал большой, черный, бородатый царь на толстом, неподвижном коне, он сдерживал коня, как бы потеряв путь, не зная, куда ехать.
Неточные совпадения
Я взошел в хату: две лавки и стол, да огромный сундук возле печи составляли всю ее мебель. На стене ни одного образа — дурной знак! В разбитое
стекло врывался морской ветер. Я вытащил из чемодана восковой огарок и, засветив его, стал раскладывать вещи, поставив в угол шашку и ружье, пистолеты положил на стол, разостлал бурку на лавке, казак свою на другой; через десять минут он захрапел, но я не мог заснуть: передо мной во мраке все вертелся мальчик с
белыми глазами.
Цвет глаз и волос до бесконечности разнообразен: есть совершенные брюнетки, то есть с черными как смоль волосами и глазами, и в то же время с необыкновенною белизной и ярким румянцем; потом следуют каштановые волосы, и все-таки
белое лицо, и, наконец, те нежные лица — фарфоровой белизны, с тонкою прозрачною кожею, с легким розовым румянцем, окаймленные льняными кудрями, нежные и хрупкие создания с лебединою шеей, с неуловимою грацией в позе и движениях, с горделивою стыдливостью в прозрачных и чистых, как
стекло, и лучистых глазах.
Фантастическое освещение цветных
стекол в стрельчатых окнах, полумрак по углам,
белые статуи великих людей в нишах и безмолвная, почти недышащая толпа молящихся — все это образует одно общее, грандиозное впечатление, от которого долго слышится какая-то музыка в нервах.
Как ярко освещен зал, чем же? — нигде не видно ни канделябров, ни люстр; ах, вот что! — в куполе зала большая площадка из матового
стекла, через нее льется свет, — конечно, такой он и должен быть: совершенно, как солнечный,
белый, яркий и мягкий, — ну, да, это электрическое освещение.
Впереди всех стояла в дни свадебных балов
белая, золоченая, вся в
стеклах свадебная карета, в которой привозили жениха и невесту из церкви на свадебный пир: на паре крупных лошадей в белоснежной сбруе, под голубой, если невеста блондинка, и под розовой, если невеста брюнетка, шелковой сеткой. Жених во фраке и
белом галстуке и невеста, вся в
белом, с венком флердоранжа и с вуалью на голове, были на виду прохожих.