Нойды. Черный вензель

Елена Дмитриевна Булганова, 2022

Вторая книга в новой захватывающей серии Елены Булгановой, автора любимых читателями циклов «Вечники», «Инсомния», «Навия». Загадочные найденыши, обладающие удивительными способностями, хотят знать тайну своего появления на свет. Существует Институт, в котором их создали, но, кроме того, имеется, оказывается, и таинственный заказчик, по воле которого найденыши стали такими, какие они есть. А еще есть другие дети, очень похожие на них. Или совсем не похожие? Говорят, их способности несут окружающим смерть. Так зачем же их создали такими? У заказчика большие и, кажется, совсем недобрые планы на найденышей. Он опасен и могуществен. Что же делать? Как выжить и не подчиниться его воле? Пятеро больше никому не верят. Они будут действовать сами…

Глава 5

Сталкер Василий

На телефон Кинебомбы пришло сообщение:

«Жду вас одного в семь часов вечера в парке, на том самом месте, где был найден последний».

В этот момент Антон с Борисом и Соней были на городском кладбище, стояли у свежей могилы, влажно чернеющей сквозь несколько развалившихся букетов и пару венков. В ней был похоронен Глеб, и никто не знал, что стало причиной его смерти. Кинебомба только что с вялым удивлением заметил, что Борис и Соня держатся за руки и старательно дистанцируются от него. Стоило Антону приблизиться и заговорить о возможном сборе участников «Апофетов» — оставшихся троих, как Борис принялся внимательно разглядывать собственные заляпанные грязью ботинки, а Сонин взгляд заметался испуганной белкой между мужчинами и могильным холмом. Кинебомба отвернулся от парочки и ушел, не прощаясь.

Без одной минуты семь он приблизился прогулочным шагом к торчащим из земли колоннам из золотистого камня — остаткам старинного здания Адмиралтейства на берегу Белого озера. Когда-то здесь был шахматный клуб, но он сгорел подчистую, а колонны уцелели и за годы полностью очистились от гари — таково было свойство местного камня. Только одна колонна развалилась на части.

На обломке ее и восседал мужчина, издали похожий на сыча: так плотно он запахнулся в куртку и втянул в плечи круглую лысую голову. Мужчина был уже немолод, полноват, но крепок и подтянут. Лысина свекольно багровела на легком морозце. За колоннами Антон углядел еще одного, по виду подростка, — он увлеченно рылся в смартфоне. Кинебомба подошел к старшему. Тот энергично поднялся на ноги, и стало видно его лицо — загорелое, с глубоко сидящими яркими глазами, круглый подбородок словно дробью посечен.

— Давид, — представился мужчина и протянул ладонь, твердую, слишком горячую для такого стылого вечера. — Без отчества, если можно, ненавижу, когда напоминают о возрасте.

— Антон. Понимаю вас.

— Рад знакомству и особенно тому, что не прождал понапрасну в этой холодине.

— Я мог и не знать это место, — подметил Кинебомба. — Из наших не все знают… детали тех событий.

Сказал и с накатившей горечью осознал, что «наших» теперь почти не осталось.

— Тогда наша встреча не состоялась бы, — без всякого сожаления ответил Давид. — Времена сейчас сложные, и мы не стремимся к непроверенным контактам. Я в курсе, что Гриша дал нашу визитку не вам, Антон, но все же готов побеседовать с вами. Давайте пройдемся.

Они пошли медленно по кленовой аллее, парнишка двинулся за ними, но от телефона так и не оторвался.

— Сегодня девять дней, — с напором произнес Кинебомба, отпихивая в стороны ботинками тронутые заморозками и тлением листья. — Мы тоже тогда потеряли товарища. Вы знаете, кто их убил?

Давид на ходу долго и спокойно вглядывался в его лицо, потом спросил:

— Вы, Антон, только ради этого вопроса искали контактов с нами?

— Не только. Но этот вопрос для меня — наиглавнейший. Я несу ответственность за каждого, кого позвал в «Апофеты».

— Понимаю. Вы не привыкли терять своих людей. Для вас это шок, гром среди ясного неба. А я ношу возле сердца, — он похлопал рукой по куртке, — обширный список погибших товарищей от начала существования «Комитета» и до наших дней.

Антон молча выслушал, дождался паузы и повторил:

— Так кто?

— Их никто не убивал.

— Но…

— Их прикончило нечто неуловимое и непостижимое, — перебил Давид. — Тут мы ступаем на шаткую почву домыслов и легенд. Мне и прежде случалось слышать о неких хранителях, которые оберегают этих несчастных детишек, но я не верил. Однако случай в сквере говорит в пользу их существования…

— Это они растят детей, а потом подбрасывают их в людные места?

— Нет. — Давид энергично помотал шаровидной головой. — Те существа нам давно известны. Мутанты, побочный эффект проводимых в Институте экспериментов, — полулюди, полупсы. В Институте их прозвали буками, и мы так зовем. Стопроцентно послушные, держат в голове лишь волю своих хозяев. Они тоже защищают детей, но только по распоряжению тех, кому служат. У них не было повода вмешиваться тогда, в сквере. К тому же хотя буки и движутся стремительно, но все же материальны. Мой человек или ваш — кто-то успел бы засечь их передвижение, снять на телефон, защититься. А хранители — это нечто неуловимое. Особенно сильны, когда все пятеро собираются вместе, могут без предупреждения прикончить тех, кто проявляет к ребятам повышенный интерес. Но, сдается мне, эта сила заложена в самих первенцах, поскольку в мистику я не верю. Возможно, Институт все же позаботился о своих созданиях.

— Вот как, — кивнул Кинебомба. В своих размышлениях он тоже склонялся к этому варианту.

— Собственно, это же логично: вложив в детей так много всего, обеспечить их чем-то вроде антивандального устройства.

— И ваша организация по этой причине преследует и убивает первенцев?

Давид почти минуту печально смотрел в лицо Антону, словно собирался упрекнуть его в дурацком чувстве юмора. Потом ровным голосом ответил:

— Вы ошибаетесь, мы вовсе не стремимся их убивать. Мы, как никто другой, понимаем, что это за дети. Совершенные создания и в кои-то веки не вампиры. Чистые, умные, добрые, и не в силу воспитания, а потому что такова их природа. Но увы, позволить им жить значило бы отнять шансы на нормальную жизнь у тысяч обычных людей.

— Да ладно! — Кинебомба попытался рассмеяться, но из горла вырвался какой-то хрип. — Пятерка нестандартных подростков угрожает тысячам жизней?

— А кто вам сказал, дорогой Антон, что их всего пятеро? По нашим данным, только сейчас подрастает еще как минимум одна подобная группа. Институт… вы ведь уже слышали про Институт?

Кинебомба твердо кивнул, будто услышал про него не только этим утром.

— Так вот, почти сорок лет Институт никак не защищал своих созданий и без сожалений загубил сотни, если не тысячи опытных образцов. Это было жестоко и затратно, но это был самый эффективный путь. Так сотрудникам Института удалось вовремя разглядеть все прорехи и недочеты. Но теперь все меняется, после событий в английской школе они больше не хотят потерь и торопятся показать результат. Возможно, очень скоро наш «Комитет» из разряда учитываемых неблагоприятных обстоятельств перейдет в категорию «особо опасные», и тогда за нас, скорее всего, возьмутся всерьез.

— Английских ребят прикончила организация, подобная вашей? — напрямую спросил Антон.

Давид округлил щеки и саркастически поднял пушистую правую бровь:

— Что-то мне еще не доводилось слышать про организации, «подобные нашей». В «Комитете» достаточно народа, чтобы формировать группы везде, где появляются первенцы. Конечно, мы прежде всего опираемся на местные кадры.

Кинебомба в ответ даже присвистнул:

— О как! Мировая паутина! Давали объявления о наборе в интернете?

— Напрасно иронизируете, молодой человек! — Его собеседник по мере разговора как-то молодел и расцветал, краснота с лысины расползлась на виски и на скулы. — Ваша организация зародилась, самое позднее, десять лет назад, когда были обнаружены дети, не так ли?

Антон неохотно кивнул.

— А «Комитет» в этом году мог бы отпраздновать сорок лет своего существования. Хотя едва ли кому-то из нас придет в голову праздновать — слишком много трагедий, потерь, горьких решений. Когда-то в начале восьмидесятых годов прошлого века нашлись ученые, умные и мужественные люди, которые отказались участвовать в создании сверхлюдей. Они предвидели, к чему это приведет однажды. Тогда и возникла международная организация, цель которой — устранять последствия таких экспериментов, раз уж невозможно остановить сам процесс. А это самое печальное и трудное в нашей работе, поскольку последствия — невинные дети. Но выбора у нас нет. Многие в «Комитете» наследуют дело отцов и дедов. Вот и мой отец, когда великая миссия постучала в его дверь, на свою беду, оказался дома.

— Так значит, дети в Барнсе — ваша работа, — кивнул самому себе утвердительно Кинебомба.

— А вот и ошибочка, дорогой. Не наша. Видите ли, Антон, со временем люди сильно изменились. Если мое поколение много размышляло о судьбах мира, то нынешние молодые больше думают о собственном душевном комфорте и как бы не замарать ручки. Англичане — тамошнее отделение «Комитета» — без конца тянули, откладывали решение по первенцам. Предлагали другие методы: похитить пятерку, изолировать, держать под контролем. Наверное, рано или поздно они на что-то решились бы: ведь количество жертв все росло. Но тут вмешалась судьба в виде этого свихнувшегося парнишки-стрелка. Но вы мне, кажется, не верите?

Не заметить полную сарказма ухмылку Антона было сложно даже в густеющих сумерках.

— Не верю, — отрезал Кинебомба и застыл на месте, всем видом давая понять, что собирается уйти прочь по ближайшей аллейке, но не позволит делать из себя идиота.

— Могу я спросить почему? — Глаза Давида лучились радушием и желанием все прояснить.

— Да ведь это очевидно, разве нет? От пуль стрелка погибла лишь старшая девочка, которая заслонила собой друзей. А потом остальные умерли в больнице без особых на то причин. Кто же их убил?

Его собеседник вроде как спохватился, всплеснул руками:

— Ох, вы же не в курсе, да и откуда вам такое знать.

— Чего я не знаю?

— В это почти невозможно поверить, но вам придется. Между ребятами существует непостижимая связь: если умирает один, то умирают и все оставшиеся. В течение суток. Вот такой расклад.

Пару минут Кинебомба жадно глотал влажный воздух и не мог понять, издевается ли над ним собеседник, и если да, то зачем.

— Не верите? — мягко, сочувственно спросил Давид. — Понимаю. Так было не с самого начала, но в какой-то момент ученым лбам Института, похоже, стало неинтересно создавать просто детей необычных. Потребовалась сверхзадача. Или, скорее всего, их настойчиво попросили учесть и этот фактор. Ведь так первенцами гораздо удобнее управлять.

— Попросили — кто?

Мужчина, словно извиняясь, развел в стороны коротковатые руки:

— Об этом, Антон, я готов вам однажды рассказать, но уже на новом витке нашего общения.

Кинебомба подергал острым подбородком, спросил:

— В смысле, если я войду в вашу организацию?

Давид царственно кивнул.

— Зачем я вам? Точнее, даже не я. Зачем ваш сотрудник дал половинку визитки моему товарищу? Народу в вашем «Комитете», как я понял, и так достаточно.

— Давайте сядем. Устал я что-то.

В самом деле, недавно еще полный энергии, мужчина как-то осунулся, словно шарик, из которого наполовину выпустили воздух. Его румянец бесследно исчез. Они вернулись к упавшей колонне, и Давид, прежде чем сесть, достал из кармана и расстелил газетку для себя и для Антона.

— Вы поняли не совсем верно: народу у нас пока много, но все равно не хватает. Особенно компетентных, знающих историю первенцев изнутри, неравнодушных к этим бедным детишкам. Грядут темные и опасные времена, конфронтация с Институтом все жестче, а нас все меньше. Мы несем потери. Того, по чьей наводке мы с вами сейчас беседуем, уже нет в живых. Мы стареем, болеем и покидаем ряды по естественным причинам. А молодое поколение скорее восхитится успехами Института, чем соблазнится нашей опасной и порой грязной работой. Приглашать с улицы кого-то, кто о первенцах слыхом не слыхивал, — не вариант.

— И все равно странно, что вы вот так с ходу вербуете меня, — не унимался Кинебомба. — Я могу оказаться кем угодно, даже агентом Института. Вы знаете, что мы — противники убийства детей, и, возможно, сейчас я преследую цель помешать вам!

Давид отозвался глубоким, с присвистом вздохом:

— Что поделаешь, мы готовы пойти на риск. Возможно, мы сумеем вас переубедить, ведь вы разумный человек. Гуманный человек. Вот, кстати, приготовил специально для вас…

В руках его возникла отсыревшая кожаная папка, которую Кинебомба прежде не замечал. Мужчина старательно протер ее пухлой ладонью.

— Я в курсе, что вы побывали в английском Барнсе, собрали материалы о детях. Тамошние комитетчики переслали нам ваше фото и прочие данные. Кое-что вам удалось тогда разузнать. В папке вы, Антон, найдете то, что узнать никак не могли, хотя бы потому, что не задавали нужных вопросов. Это о том, что на самом деле происходило в школе и городе в последние недели перед гибелью первенцев. Здесь скрины различных документов, к ним приложены русские переводы. Прочитайте и, если захотите продолжить нашу беседу, свяжитесь со мной. Номер сохранили? Вот и ладненько. А пока позвольте покинуть вас.

Он грузно поднялся на ноги и снова протянул Антону ладонь, которую тот рассеянно пожал. Из густой тени между колонн тут же выступила долговязая фигура. Когда подросток приблизился и встал за спиной Давида, стало очевидно, что это его сын: то же круглое лицо с выступающим подбородком, но вместо лысины — густая шапка волос, да и ростом обогнал отца. На Кинебомбу он посматривал подозрительно, но с интересом.

— Это мой Слава, — с явной гордостью представил его отец, положив руку на плечо сына.

— Возвращать не надо? — спросил Антон, одновременно кивая в знак приветствия и встряхивая папкой.

Давид уже вполоборота махнул ладонью:

— Это все копии. Можете прочитать, выкинуть и забыть о нашем знакомстве. Но я был бы рад повидать вас снова, Антон. Очень рад, помните об этом.

Не дожидаясь ответа, оба неспешно двинулись в сторону Карпина пруда. Кинебомба долго глядел им вслед. В этот момент он скорее готов был поверить в то, что двое безумцев из одной семьи разыграли его, чем в то, что ему поведал Давид, в то, что этот вот парень в самом деле идет по стопам отца вместо того, чтобы жить нормальной подростковой жизнью. Но если все сказанное правда, то почему тогда Элла не рассказала ему о связи между детьми? Это был второй удар от самых близких за один и тот же день.

* * *

Редкий после ухода Антона окончательно утратил душевный покой. Едва отвечал Элле и впервые обрадовался, когда на ее браслете высветился вызов на процедуры. Дни в клинике Института очень сблизили их, и Эдик отдавал себе отчет, что достиг в отношениях с любимой бо́льших сдвигов, чем за последние десять лет. Он чувствовал себя счастливым, но сегодня презирал себя за это счастье и расслабленное времяпрепровождение последних дней.

— Дружище, начинай уже действовать, — бормотал он себе под нос, бродя бесцельно по коридорам клиники. — Ты сейчас в самом сердце вражеской организации, а ведешь себя так, будто у тебя медовый месяц.

Он поежился, вспомнив неприкрытое презрение в глазах Кинебомбы, когда пришлось признаться, что он пока ничего не выведал. Элла сразу вступилась, сказала, что это невозможно, повторила, что разные этажи тут как разные государства. Но Антон на нее тогда и не глянул, только хмыкнул. Небось воображает, что на месте приятеля уже получил бы доступ ко всем документам по проекту «Первенцы» и освободил бы подопытных.

«Но что я могу, в самом деле, — пытал себя Редкий. — Допустим, каким-то образом проберусь на тот этаж, где занимаются проектом, взорву лабораторию, уничтожу документы. Нет, не взорву, мне нечем. И документы все продублированы в других подразделениях Института!»

В возбуждении он почти перешел на бег. И тут же на его пути возникла медсестра, спросила, чем может помочь. Он попросил обезболивающее — голова разболелась, постреливало в ране, о которой он предпочитал никогда не думать. Однако девушка, покосившись на свой браслет, ласково, но непреклонно ответила, что он уже получил на сегодня все необходимые медикаменты. Раздосадованный Эдуард резко обогнул ее и зашагал дальше.

«Так, а если я выкраду документы по проекту и опубликую их? Мир узнает, что уже выведена порода сверхлюдей».

Но противный тенорок, несколько напоминающий голос Антона, проскрипел в его мозгу:

«Ну и? Все станут орать, как это круто, сверхлюди, ура! А потом всё объявят фейком и тебя засунут в психушку».

Он подергал головой, отгоняя видения себя, одноглазого и одичавшего, бьющегося головой об обитые полосатыми матрасами стены.

«Но если удастся сфотографировать новую партию первенцев, то, как они, голые, ползают по полу в своих крохотных конурках, дикие, с бессмысленными взглядами? Это должно впечатлить… ну хоть кого-то. Но опять же, ну и что, — не стал он дожидаться внутреннего голоса. — Малышей уничтожат, следы зачистят. Даже если этот Институт прихлопнут, другие-то останутся».

По всему выходило, что сделать он ничего не может. Но мириться с этой здравой мыслью Эдик упрямо не желал. Чтобы избежать новых контактов с медперсоналом, он зашел за дверь из матового белого стекла в самом начале отделения. На табличке был изображен джентльмен в шляпе и с тросточкой — хотя каждая палата была оснащена всеми удобствами, имелся и общий туалет. Сюда пациенты в основном заходили покурить вдали от укоризненных глаз медсестер.

Просторное помещение сияло чистотой, пахло свежестью и палой листвой, немного — мятой и бергамотом. А вот освещалось слабо, некие подобия старинных рожков опоясывали туалетную комнату по периметру. Здесь была имитация окна: солидный дубовый подоконник, темно-зеленые матерчатые занавески, за которыми обнаруживалась не каменная кладка, а синее толстое стекло с подсветкой — имитация закатного неба.

«Так-так, — Эдуард, перекидывая голову то на правое, то на левое плечо, здоровым глазом изучал туалет. — Мы находимся глубоко под землей, а воздух тут почти такой же, как в парке наверху. Значит, должны существовать сложные системы вентиляционных труб».

Вентиляционных решеток тут хватало, причем некоторые выглядели новее, а другие были как будто давно законсервированы. До одной такой можно было дотянуться, забравшись с ногами на подоконник. Скоро Редкий уже стоял на нем и увлеченно выкручивал шурупы с помощью швейцарского ножа, давнего подарка отца, который всегда носил с собой. Сняв решетку, ощупал пространство за ней — горизонтальный квадратный туннель. Правда, пролезть туда может разве что кошка, но если расколупать часть стены…

«Я похож на утопающего, который хватается за лезвие бритвы», — сам себе поставил диагноз Эдик. Попытался принюхаться и едва не застрял в отверстии головой.

— Через этот лаз, уважаемый, попадете разве что на кухню. Но лучше скажите, что желаете, и я вам это доставлю.

Редкий дернулся в панике, замахал руками и едва успел спрыгнуть, а не свалиться на пол. За ним наблюдал маленький человечек в сиреневом комбинезоне санитара с моющим пылесосом в руках. Мужчина неопределенного возраста с хитрым взглядом и стянутыми в хвост редкими волосами цвета пыли. Глаза, как у галки, — много белого и ярко-голубого. Еще до того, как встать, Эдик постарался принять как можно более идиотский вид, выпятил губу и прикрыл наполовину единственный глаз.

— Удивляюсь я, честное слово, — качал головой санитар, но хоть охрану на подмогу звать не спешил. — Уж чего тут только для развлечения нет, хоть в кафе сиди, хоть в киношке. Артистов через день привозят! Ан нет, он винтики открутил и едва в трубу не упорхнул. Сбежать, что ли, решил, голубь? Так тут силком никого не держат, выпишут в любой момент!

— Не сбежать, — капризным голосом протянул Редкий. — Просто душно мне стало. Операции я боюсь, а тут еще окон нет, воздухом не подышать, когда хочется.

Санитар сочувственно качнул головой, и Эдик воспрянул духом. Похоже, повезло нарваться на не вредного и не слишком сообразительного сотрудника. После вышколенного персонала простое обращение санитара грело душу.

— Что у тебя там? — Мужчина указал пальцем на перевязанную часть головы.

— Глаз. То есть нету, — вздохнул Эдуард.

— Тю, глаз! Вырастят и вставят лучше прежнего.

— Предпочитаю такой же, какой был, — опасливо уточнил Редкий.

— Тоже верно. Чтобы с оставшимся сочетался! — развеселился и залился тонюсеньким, на одной ноте, смехом санитар. — А вот проходы в другие отделения искать не советую. Тут с этим строго.

— А есть что скрывать?

— Ну а ты как думал? Это научный институт, не больница. Профессорам и академикам не нравится, если у них клиенты из лечебного отделения под ногами путаются.

— А если незаметно, ночью? Хоть бы одним глазиком глянуть, что тут и как. — Эдуард решил и дальше разыгрывать фишку глуповатого и любопытного пациента.

— Незаметно не получится! — Санитар явно получал от разговора все большее удовольствие. — Забыл про свой браслет? Так вот, в помещении охраны на целую стену табло, по нему движутся туда-сюда разноцветные точечки. А еще есть цветовые границы. Как только одна точечка пересекает свою границу, срабатывает сигнал тревоги. Тогда охрана берет носилки и идет эту точку вытаскивать обратно. А носилки потому, что от браслетика нарушитель получает особый импульс и отключается.

— Да ну! — поразился Редкий. — Это же произвол какой-то!

— Друг, ты инструкцию к браслетику почитай, — мирно предложил ему санитар. — Она в каждой палате на видном месте повешена. И никто не возражает. Вот камеры на каждом углу мало кого устроили бы, тут такие шишки лечатся, что и сказать страшно. И все для вашей же безопасности, потому как здесь всякое есть: лаборатории с вирусами, зоны с повышенной радиацией, зверюшки с измененным поведением. Так что хоть ты какие миллионы заплатил за свое лечение, а закон для всех один: разбудили и на выход. А твое дело одноглазое, так что лучше не нарывайся.

— Понятно, — вздохнул Эдуард.

В глубине души он не мог не признать, что мелкий тип появился как нельзя вовремя. И совесть вроде немного успокоилась — он же старался.

— Ладно, сейчас верну шурупы на место, — сказал и даже сделал шаг к подоконнику, но санитар аккуратно, двумя пальцами, поймал его за рукав.

— Сам сделаю. И приберусь тут, чтобы вопросов не возникло.

— Спасибо! — от всей души сказал ему Редкий, перед тем как покинуть место своей неудачи.

— Спасибо — это тлен, — изрек маленький санитар. — Сладкий, но тлен.

— Но мне больше нечем вас отблагодарить, — правильно уловил намек Эдуард. — Я сюда без денег попал, а тут они не нужны…

— Деньги, если вдуматься, еще больший тлен, — карабкаясь на подоконник, философски подметил мужчина.

— А что не тлен? — заинтересовался Редкий.

— А не тлен — дружба и взаимовыручка между людьми.

— Согласен!

— Молоток! — одобрил санитар. — Тебя как зовут?

— Эдуард, можно Эдик. А вас?

— Я Василий, — с достоинством сообщил санитар. — Работаю в этом удивительном месте уже двадцать лет. Кто получше меня узнал, те зовут по-простому — сталкер Вася. Знакомо тебе это слово?

— Знакомо, — насторожился Редкий. — Это, случайно, не означает, что вы можете, так сказать, в частном порядке провести человека… ну, куда ему обычно вход закрыт?

— Сам я тут много невероятных местечек знаю, — уклончиво ответил сталкер Вася. — Иногда бывает приятно разделить впечатления с другом.

— В обход браслета?

— Что браслет? Тьфу, мелочь. — В доказательство своих слов сталкер буквально на мгновение запустил руку в карман комбинезона, вытащил ее обратно с полной горстью разноцветных браслетов и снова спрятал с такой скоростью, что Эдик заморгал глазом.

— А куда водите? Ну какие тут места самые интересные?

— У-у-у, — протянул маленький санитар и округлил блестящие сорочьи глаза. — Тут такое можно повидать, о чем в сказках не прочитаешь. Есть, к примеру, что-то типа зверинца, только звери там таких пород, каких в природе не бывает. Жуть несусветная. А есть оранжерея, где растения людей узнают, ветками им машут и раскланиваются. Это место я люблю, там одна славная березка растет, так и женился бы на ней. Есть кунсткамера со всякими экспериментальными существами, которые, на их же счастье, живыми недолго протянули. Или еще кинозал, куда профессора ходят смотреть, как у коллег опыты проходят. Много тут чего имеется.

Сталкер интригующе замолчал. Эдик лихорадочно обдумывал, не задать ли ему вопрос про проект «Первенцы».

— А ты на воле чем занимаешься? — вроде как равнодушно поинтересовался Василий.

Редкий уже открыл рот, чтобы сказать, что он юрист, но вовремя захлопнул его вновь. Если он правильно понял, местный санитар ищет дружеских связей с сильными мира сего, какой-то там юрист ему неособо интересен. Ему и деньги едва ли интересны, живет тут при полном коммунизме.

— Да ничем особо, — уронил равнодушно.

— Мажор, что ли?

— Вырос уже из возраста мажора. Помогаю отцу в делах.

Сталкер Вася неопределенно кивнул, занялся шурупами и вроде как потерял к собеседнику интерес.

— Так что насчет экскурсии? — подождав немного, спросил Эдик.

— Сперва нам сойтись поближе нужно, — через плечо буркнул Василий. Даже по его спине было понятно, что разговор завершен.

Озадаченный Редкий пошел прочь, не понимая толком, добился он чего-то этим вечером или все было зря, а намеки санитара — обычный треп и разводилово.