— И к чему я спешила, не понимаю! Мы, девушки, так глупы и ветрены… Бить нас некому! Впрочем, не воротишь, и рассуждать тут нечего… Ни рассуждения, ни слезы не помогут. Я, Сережа, сегодня всю ночь плакала! Он тут… около лежит, а я про тебя думаю… спать не могу… Хотела даже
бежать ночью, хоть в лес к отцу… Лучше жить у сумасшедшего отца, чем с этим… как его…
В марте 743 года из Святогорского монастыря «бежал поп Андрей Шапкин, содержавшийся в монастыре по некоторому секретному делу, — лица белого и громогласен». Его велено «смотреть накрепко» и по поимке «отослать скованна в белогородскую консисторию». А 30-го июля того же года из Красногорского монастыря «бежал поп Андрей Григорьев, на обличье смагловат, побит воспою, волосов скулих, мови грубой, малохрипливой, лет ему 50,
бежал ночью». «Прислать скована».
Неточные совпадения
Г-жа Простакова (к Еремеевне). Ты во всю
ночь не смей вздремать у Софьиных дверей. Лишь она проснется,
беги ко мне.
— Послушай, — сказал твердым голосом Азамат, — видишь, я на все решаюсь. Хочешь, я украду для тебя мою сестру? Как она пляшет! как поет! а вышивает золотом — чудо! Не бывало такой жены и у турецкого падишаха… Хочешь? дождись меня завтра
ночью там в ущелье, где
бежит поток: я пойду с нею мимо в соседний аул — и она твоя. Неужели не стоит Бэла твоего скакуна?
Меж гор, лежащих полукругом, // Пойдем туда, где ручеек, // Виясь,
бежит зеленым лугом // К реке сквозь липовый лесок. // Там соловей, весны любовник, // Всю
ночь поет; цветет шиповник, // И слышен говор ключевой, — // Там виден камень гробовой // В тени двух сосен устарелых. // Пришельцу надпись говорит: // «Владимир Ленской здесь лежит, // Погибший рано смертью смелых, // В такой-то год, таких-то лет. // Покойся, юноша-поэт!»
Финал гремит; пустеет зала; // Шумя, торопится разъезд; // Толпа на площадь
побежала // При блеске фонарей и звезд, // Сыны Авзонии счастливой // Слегка поют мотив игривый, // Его невольно затвердив, // А мы ревем речитатив. // Но поздно. Тихо спит Одесса; // И бездыханна и тепла // Немая
ночь. Луна взошла, // Прозрачно-легкая завеса // Объемлет небо. Всё молчит; // Лишь море Черное шумит…
Отчего по
ночам, не надеясь на Захара и Анисью, она просиживала у его постели, не спуская с него глаз, до ранней обедни, а потом, накинув салоп и написав крупными буквами на бумажке: «Илья»,
бежала в церковь, подавала бумажку в алтарь, помянуть за здравие, потом отходила в угол, бросалась на колени и долго лежала, припав головой к полу, потом поспешно шла на рынок и с боязнью возвращалась домой, взглядывала в дверь и шепотом спрашивала у Анисьи: