Неточные совпадения
А после,
идя с ним по улице, под черным небом и холодным ветром, который, сердито пыля сухим
снегом, рвал и разбрасывал по городу жидковатый звон колоколов, она, покашливая, виновато говорила...
Не торопясь отступала плотная масса рабочих, люди пятились,
шли как-то боком, грозили солдатам кулаками, в руках некоторых все еще трепетали белые платки; тело толпы распадалось, отдельные фигуры, отскакивая с боков ее, бежали прочь, падали на землю и корчились, ползли,
а многие ложились на
снег в позах безнадежно неподвижных.
Потом он слепо
шел правым берегом Мойки к Певческому мосту, видел, как на мост, забитый людями, ворвались пятеро драгун, как засверкали их шашки, двое из пятерых, сорванные с лошадей, исчезли в черном месиве, толстая лошадь вырвалась на правую сторону реки, люди стали швырять в нее комьями
снега,
а она топталась на месте, встряхивая головой; с морды ее падала пена.
«Вероятно, Уповаева хоронят», — сообразил он, свернул в переулок и
пошел куда-то вниз, где переулок замыкала горбатая зеленая крыша церкви с тремя главами над нею. К ней опускались два ряда приземистых, пузатых домиков, накрытых толстыми шапками
снега. Самгин нашел, что они имеют некоторое сходство с людьми в шубах,
а окна и двери домов похожи на карманы. Толстый слой серой, холодной скуки висел над городом. Издали доплывало унылое пение церковного хора.
Пара серых лошадей бежала уже далеко,
а за ними, по
снегу, катился кучер; одна из рыжих, неестественно вытянув шею,
шла на трех ногах и хрипела,
а вместо четвертой в
снег упиралась толстая струя крови; другая лошадь скакала вслед серым, — ездок обнимал ее за шею и кричал; когда она задела боком за столб для афиш, ездок свалился с нее,
а она, прижимаясь к столбу, скрипуче заржала.
Из них только один, в каракулевой шапке, прятал бородатое лицо в поднятом воротнике мехового пальто, трое — видимо, рабочие,
а пятый — пожилой человек, бритый, седоусый,
шел сдвинув мохнатую папаху на затылок, открыв высокий лоб, тыкая в
снег суковатой палкой.
Снег сыпался на них с крыш, бросался под ноги, налетал с боков,
а солдаты
шли и
шли, утаптывая сугробы,
шли безмолвно, неслышным шагом, в глубокой каменной канаве, между домов, бесчисленные окна которых ослеплены
снегом.
Печь дышала в спину Клима Ивановича, окутывая его сухим и вкусным теплом, тепло настраивало дремотно, умиротворяло, примиряя с необходимостью остаться среди этих людей, возбуждало какие-то быстрые, скользкие мысли.
Идти на вокзал по колено в
снегу, под толчками ветра — не хотелось,
а на вокзале можно бы ночевать у кого-нибудь из служащих.
На улице люди быстро разделились, большинство, не очень уверенно покрикивая ура,
пошло встречу музыке, меньшинство быстро двинулось направо, прочь от дворца,
а люди в ограде плотно прижались к стенам здания, освободив пред дворцом пространство, покрытое
снегом, истоптанным в серую пыль.
Неточные совпадения
Недаром наши странники // Поругивали мокрую, // Холодную весну. // Весна нужна крестьянину // И ранняя и дружная, //
А тут — хоть волком вой! // Не греет землю солнышко, // И облака дождливые, // Как дойные коровушки, //
Идут по небесам. // Согнало
снег,
а зелени // Ни травки, ни листа! // Вода не убирается, // Земля не одевается // Зеленым ярким бархатом // И, как мертвец без савана, // Лежит под небом пасмурным // Печальна и нага.
Что ж мой Онегин? Полусонный // В постелю с бала едет он: //
А Петербург неугомонный // Уж барабаном пробужден. // Встает купец,
идет разносчик, // На биржу тянется извозчик, // С кувшином охтенка спешит, // Под ней
снег утренний хрустит. // Проснулся утра шум приятный. // Открыты ставни; трубный дым // Столбом восходит голубым, // И хлебник, немец аккуратный, // В бумажном колпаке, не раз // Уж отворял свой васисдас.
«
Слава Богу, если еще есть поварня! — говорил отец Никита, —
а то и не бывает…» — «Как же тогда?» — «Тогда ночуем на
снегу». — «Но не в сорок градусов, надеюсь». — «И в сорок ночуем: куда ж деться?» — «Как же так? ведь, говорят, при 40˚ дышать нельзя…» — «Трудно, грудь режет немного, да дышим. Мы разводим огонь, и притом в
снегу тепло. Мороз ничего, — прибавил он, — мы привыкли, да и хорошо закутаны.
А вот гораздо хуже, когда застанет пурга…»
Идти под гору было легко, потому что старая лыжня хотя и была запорошена
снегом, но крепко занастилась. Мы не
шли,
а просто бежали и к вечеру присоединились к своему отряду.
Тигр не
шел прямо,
а выбирал такие места, где было меньше
снегу, где гуще были заросли и больше бурелома. В одном месте он взобрался на поваленное дерево и долго стоял на нем, но вдруг чего-то испугался, прыгнул на землю и несколько метров полз на животе. Время от времени он останавливался и прислушивался; когда мы приближались, то уходил сперва прыжками,
а потом шагом и рысью.