Рядом с полкой — большое окно, две рамы, разъединенные стойкой; бездонная синяя пустота
смотрит в окно, кажется, что дом, кухня, я — все висит на самом краю этой пустоты и, если сделать резкое движение, все сорвется в синюю, холодную дыру и полетит куда-то мимо звезд, в мертвой тишине, без шума, как тонет камень, брошенный в воду. Долго я лежал неподвижно, боясь перевернуться с боку на бок, ожидая страшного конца жизни.
Неточные совпадения
Мы оба тотчас поняли, что она умерла, но, стиснутые испугом, долго
смотрели на нее, не
в силах слова сказать. Наконец Саша стремглав бросился вон из кухни, а я, не зная, что делать, прижался у
окна, на свету. Пришел хозяин, озабоченно присел на корточки, пощупал лицо кухарки пальцем, сказал...
Вот высунулась из
окна волосатая башка лодочника Ферманова, угрюмого пьяницы; он
смотрит на солнце крошечными щелками заплывших глаз и хрюкает, точно кабан. Выбежал на двор дед, обеими руками приглаживая рыженькие волосенки, — спешит
в баню обливаться холодной водой. Болтливая кухарка домохозяина, остроносая, густо обрызганная веснушками, похожа на кукушку, сам хозяин — на старого, ожиревшего голубя, и все люди напоминают птиц, животных, зверей.
Я снова
в городе,
в двухэтажном белом доме, похожем на гроб, общий для множества людей. Дом — новый, но какой-то худосочный, вспухший, точно нищий, который внезапно разбогател и тотчас объелся до ожирения. Он стоит боком на улицу,
в каждом этаже его по восемь
окон, а там, где должно бы находиться лицо дома, — по четыре
окна; нижние
смотрят в узенький проезд, на двор, верхние — через забор, на маленький домик прачки и
в грязный овраг.
Ее вопли будили меня; проснувшись, я
смотрел из-под одеяла и со страхом слушал жаркую молитву. Осеннее утро мутно заглядывает
в окно кухни, сквозь стекла, облитые дождем; на полу,
в холодном сумраке, качается серая фигура, тревожно размахивая рукою; с ее маленькой головы из-под сбитого платка осыпались на шею и плечи жиденькие светлые волосы, платок все время спадал с головы; старуха, резко поправляя его левой рукой, бормочет...
В другом
окне я подсмотрел, как большой бородатый человек, посадив на колени себе женщину
в красной кофте, качал ее, как дитя, и, видимо, что-то пел, широко открывая рот, выкатив глаза. Она вся дрожала от смеха, запрокидывалась на спину, болтая ногами, он выпрямлял ее и снова пел, и снова она смеялась. Я
смотрел на них долго и ушел, когда понял, что они запаслись весельем на всю ночь.
Я унес от этой женщины впечатление глубокое, новое для меня; предо мною точно заря занялась, и несколько дней я жил
в радости, вспоминая просторную комнату и
в ней закройщицу
в голубом, похожую на ангела. Вокруг все было незнакомо красиво, пышный золотистый ковер лежал под ее ногами, сквозь серебряные стекла
окон смотрел, греясь около нее, зимний день.
Тогда я встал, вынул книгу из подпечка, подошел к
окну; ночь была светлая, луна
смотрела прямо
в окно, но мелкий шрифт не давался зрению.
Хозяин послал меня на чердак
посмотреть, нет ли зарева, я побежал, вылез через слуховое
окно на крышу — зарева не было видно;
в тихом морозном воздухе бухал, не спеша, колокол; город сонно прилег к земле; во тьме бежали, поскрипывая снегом, невидимые люди, взвизгивали полозья саней, и все зловещее охал колокол. Я воротился
в комнаты.
От множества мягкой и красивой мебели
в комнате было тесно, как
в птичьем гнезде;
окна закрывала густая зелень цветов,
в сумраке блестели снежно-белые изразцы печи, рядом с нею лоснился черный рояль, а со стен
в тусклом золоте рам
смотрели какие-то темные грамоты, криво усеянные крупными буквами славянской печати, и под каждой грамотой висела на шнуре темная, большая печать. Все вещи
смотрели на эту женщину так же покорно и робко, как я.
Мне было приятнее
смотреть на мою даму, когда она сидела у рояля, играя, одна
в комнате. Музыка опьяняла меня, я ничего не видел, кроме
окна, и за ним,
в желтом свете лампы, стройную фигуру женщины, гордый профиль ее лица и белые руки, птицами летавшие по клавиатуре.
Чем бы я доказал? Ермохин с криком вытащил меня на двор, Сидоров шел за нами и тоже что-то кричал, из
окон высунулись головы разных людей; спокойно покуривая,
смотрела мать Королевы Марго. Я понял, что пропал
в глазах моей дамы, и — ошалел.
Безликие иконы
смотрят с темных стен, к стеклам
окон прижалась темная ночь. Лампы горят тускло
в духоте мастерской; прислушаешься, и — среди тяжелого топота,
в шуме голосов выделяется торопливое падение капель воды из медного умывальника
в ушат с помоями.
В такие минуты его острое, милое лицо морщилось, старело, он садился на постель на полу, обняв колени, и подолгу
смотрел в голубые квадраты
окон, на крышу сарая, притиснутого сугробами снега, на звезды зимнего неба.
— Это — ярмарочный сторож живет. Вылезет из
окна на крышу, сядет
в лодку и ездит,
смотрит — нет ли где воров? А нет воров — сам ворует…
Я тоже
посмотрел в щель:
в такой же тесной конуре, как та,
в которой мы были, на подоконнике
окна, плотно закрытого ставнями, горела жестяная лампа, около нее стояла косоглазая, голая татарка, ушивая рубаху. За нею, на двух подушках постели, возвышалось взбухшее лицо Ардальона, торчала его черная, спутанная борода. Татарка вздрогнула, накинула на себя рубаху, пошла мимо постели и вдруг явилась
в нашей комнате. Осип поглядел на нее и снова плюнул...
Неточные совпадения
—
Посмотрите, — сказал полковник, глядя
в окно, — какая публика собралась вас слушать. — Действительно, под
окнами собралась довольно большая толпа.
Она
смотрела мимо дамы
в окно на точно как будто катившихся назад людей, провожавших поезд и стоявших на платформе.
— Поди
посмотри, чего надо. Какая-то барыня, — сказал Капитоныч, еще не одетый,
в пальто и калошах, выглянув
в окно на даму, покрытую вуалем, стоявшую у самой двери.
В карете дремала
в углу старушка, а у
окна, видимо только что проснувшись, сидела молодая девушка, держась обеими руками за ленточки белого чепчика. Светлая и задумчивая, вся исполненная изящной и сложной внутренней, чуждой Левину жизни, она
смотрела через него на зарю восхода.
«Пятнадцать минут туда, пятнадцать назад. Он едет уже, он приедет сейчас. — Она вынула часы и
посмотрела на них. — Но как он мог уехать, оставив меня
в таком положении? Как он может жить, не примирившись со мною?» Она подошла к
окну и стала
смотреть на улицу. По времени он уже мог вернуться. Но расчет мог быть неверен, и она вновь стала вспоминать, когда он уехал, и считать минуты.