Неточные совпадения
С этого вечера мы часто сиживали в предбаннике. Людмила, к моему удовольствию, скоро отказалась читать «Камчадалку». Я не мог ответить ей, о чем идет речь в этой бесконечной
книге, — бесконечной потому, что за второй частью,
с которой мы
начали чтение, явилась третья; и девочка говорила мне, что есть четвертая.
На мое горе у него в черном сундуке, окованном железом, много
книг — тут: «Омировы наставления», «Мемории артиллерийские», «Письма лорда Седенгали», «О клопе насекомом зловредном, а также об уничтожении оного,
с приложением советов против сопутствующих ему»; были
книги без
начала и конца. Иногда повар заставлял меня перебирать эти
книги, называть все титулы их, — я читал, а он сердито ворчал...
Я
начал быстро и сбивчиво говорить ей, ожидая, что она бросит в меня
книгой или чашкой. Она сидела в большом малиновом кресле, одетая в голубой капот
с бахромою по подолу,
с кружевами на вороте и рукавах, по ее плечам рассыпались русые волнистые волосы. Она была похожа на ангела
с царских дверей. Прижимаясь к спинке кресла, она смотрела на меня круглыми глазами, сначала сердито, потом удивленно,
с улыбкой.
Бывало, уже
с первых страниц
начинаешь догадываться, кто победит, кто будет побежден, и как только станет ясен узел событий, стараешься развязать его силою своей фантазии. Перестав читать
книгу, думаешь о ней, как о задаче из учебника арифметики, и все чаще удается правильно решить, кто из героев придет в рай всяческого благополучия, кто будет ввергнут во узилище.
Я ушел, унося
с собой «Тайны Петербурга» князя Мещерского, и
начал читать эту
книгу с большим вниманием, но
с первых же страниц мне стало ясно, что петербургские «тайны» значительно скучнее мадридских, лондонских и парижских. Забавною показалась мне только басня о Свободе и Палке.
Кривой Пахомий, выпивши, любил хвастаться своей поистине удивительной памятью, — некоторые
книги он знал «
с пальца», — как еврей-ешиботник знает талмуд, — ткнет пальцем в любую страницу, и
с того слова, на котором остановится палец, Пахомий
начинает читать дальше наизусть мягоньким, гнусавым голоском.
Во мне жило двое: один, узнав слишком много мерзости и грязи, несколько оробел от этого и, подавленный знанием буднично страшного,
начинал относиться к жизни, к людям недоверчиво, подозрительно,
с бессильною жалостью ко всем, а также к себе самому. Этот человек мечтал о тихой, одинокой жизни
с книгами, без людей, о монастыре, лесной сторожке, железнодорожной будке, о Персии и должности ночного сторожа где-нибудь на окраине города. Поменьше людей, подальше от них…
Неточные совпадения
— Сам ли ты зловредную оную
книгу сочинил? а ежели не сам, то кто тот заведомый вор и сущий разбойник, который таковое злодейство учинил? и как ты
с тем вором знакомство свел? и от него ли ту книжицу получил? и ежели от него, то зачем, кому следует, о том не объявил, но, забыв совесть, распутству его потакал и подражал? — так
начал Грустилов свой допрос Линкину.
Тут вытащил он какую-то огромную
книгу с нескромными мифологическими картинками и
начал их рассматривать.
Часто, читая вслух, когда он доходил до патетического места, голос его
начинал дрожать, слезы показывались, и он
с досадой оставлял
книгу.
С этого времени Остап
начал с необыкновенным старанием сидеть за скучною
книгою и скоро стал наряду
с лучшими.
Хозяин игрушечной лавки
начал в этот раз
с того, что открыл счетную
книгу и показал ей, сколько за ними долга. Она содрогнулась, увидев внушительное трехзначное число. «Вот сколько вы забрали
с декабря, — сказал торговец, — а вот посмотри, на сколько продано». И он уперся пальцем в другую цифру, уже из двух знаков.