Неточные совпадения
Я старался составить себе идею о том,
что это за работа, глядя,
что делают, но ничего не уразумел:
делали все то
же,
что вчера,
что, вероятно, будут
делать завтра: тянут снасти, поворачивают реи, подбирают паруса.
«
Что же это? как можно?» — закричите вы на меня… «А
что ж с ним
делать? не послать
же в самом деле в Россию». — «В стакан поставить да на стол». — «Знаю, знаю. На море это не совсем удобно». — «Так зачем и говорить хозяйке,
что пошлете в Россию?»
Что это за житье — никогда не солги!
Куда
же делась поэзия и
что делать поэту? Он как будто остался за штатом.
Канарские острова!» — «Как
же вы не видите?» — «
Что ж
делать, если здесь облака похожи на берега, а берега на облака.
Кучера, несмотря на водку, решительно объявили,
что день чересчур жарок и дальше ехать кругом всей горы нет возможности.
Что с ними
делать: браниться? — не поможет. Заводить процесс за десять шиллингов — выиграешь только десять шиллингов, а кругом Льва все-таки не поедешь. Мы велели той
же дорогой ехать домой.
Там были все наши. Но
что это они
делают? По поляне текла та
же мутная речка, в которую мы въехали. Здесь она дугообразно разлилась по луговине, прячась в густой траве и кустах. Кругом росли редкие пальмы. Трое или четверо из наших спутников, скинув пальто и жилеты, стояли под пальмами и упражнялись в сбивании палками кокосовых орехов. Усерднее всех старался наш молодой спутник по Капской колонии, П. А. Зеленый, прочие стояли вокруг и смотрели, в ожидании падения орехов. Крики и хохот раздавались по лесу.
«Отчего у вас, — спросили они, вынув бумагу, исписанную японскими буквами, — сказали на фрегате,
что корвет вышел из Камчатки в мае, а на корвете сказали,
что в июле?» — «Оттого, — вдруг послышался сзади голос командира этого судна, который случился тут
же, — я похерил два месяца, чтоб не было придирок да расспросов, где были в это время и
что делали». Мы все засмеялись, а Посьет что-то придумал и сказал им в объяснение.
Промахнувшись раз, японцы стали слишком осторожны: адмирал сказал,
что, в ожидании ответа из Едо об отведении нам места, надо свезти пока на пустой, лежащий близ нас, камень хронометры для поверки. Об этом вскользь сказали японцам:
что же они? на другой день на камне воткнули дерево, чтоб
сделать камень похожим на берег, на который мы обещали не съезжать. Фарсеры!
— «
Что же они
делают?» — «Ничего-с».
Что же Джердин? нанял китайцев, взял да и срыл гору, построил огромное торговое заведение, магазины, а еще выше над всем этим — великолепную виллу,
сделал скаты, аллеи, насадил всего,
что растет под тропиками, — и живет, как бы жил в Англии, где-нибудь на острове Вайте.
Слуга подходил ко всем и протягивал руку: я думал,
что он хочет отбирать пустые чашки, отдал ему три, а он чрез минуту принес мне их опять с теми
же кушаньями.
Что мне
делать? Я подумал, да и принялся опять за похлебку, стал было приниматься вторично за вареную рыбу, но собеседники мои перестали действовать, и я унялся. Хозяевам очень нравилось,
что мы едим; старик ласково поглядывал на каждого из нас и от души смеялся усилиям моего соседа есть палочками.
Когда убрали наконец все, адмирал сказал,
что он желал бы
сделать полномочным два вопроса по делу, которое его привело сюда, и просит отвечать сегодня
же.
Адмирал согласился прислать два вопроса на другой день, на бумаге, но с тем, чтоб они к вечеру
же ответили на них. «Как
же мы можем обещать это, — возразили они, — когда не знаем, в
чем состоят вопросы?» Им сказано,
что мы знаем вопросы и знаем,
что можно отвечать. Они обещали
сделать,
что можно, и мы расстались большими друзьями.
С музыкой, в таком
же порядке, как приехали, при ясной и теплой погоде, воротились мы на фрегат. Дорогой к пристани мы заглядывали за занавески и видели узенькую улицу, тощие деревья и прятавшихся женщин. «И хорошо
делают,
что прячутся, чернозубые!» — говорили некоторые. «Кисел виноград…» — скажете вы. А женщины действительно чернозубые: только до замужства хранят они естественную белизну зубов, а по вступлении в брак чернят их каким-то составом.
— Как
же! Чтоб наблюдать, куда вы пойдете,
что будете
делать, замечать, кто к вам подойдет, станет разговаривать, чтоб потом расправиться с тем по-своему…
Там то
же почти,
что и в Чуди: длинные, загороженные каменными, массивными заборами улицы с густыми, прекрасными деревьями: так
что идешь по аллеям. У ворот домов стоят жители. Они, кажется, немного перестали бояться нас, видя,
что мы ничего худого им не
делаем. В городе, при таком большом народонаселении, было живое движение. Много народа толпилось, ходило взад и вперед; носили тяжести, и довольно большие, особенно женщины. У некоторых были дети за спиной или за пазухой.
Устал я. До свидания; авось завтра увижу и узнаю,
что такое Манила. Мы
сделали от Лю-чу тысячу шестьсот верст от 9-го до 16-го февраля… Манила! добрались и до нее, а как кажется это недосягаемо из Петербурга! точно так
же, как отсюда теперь кажется недосягаем Петербург — ни больше ни меньше. До свидания. Расскажу вам,
что увижу в Маниле.
— «
Чем же это лучше Японии? — с досадой сказал я, — нечего
делать, велите мне заложить коляску, — прибавил я, — я проедусь по городу, кстати куплю сигар…» — «Коляски дать теперь нельзя…» — «Вы шутите, гocподин Демьен?» — «Нимало: здесь ездят с раннего утра до полудня, потом с пяти часов до десяти и одиннадцати вечера; иначе заморишь лошадей».
Я останавливался, выходил из коляски посмотреть,
что они тут
делают; думал,
что увижу знаменитые манильские петушьи бои, но видел только боевые экзерциции; петухов раздражали, спуская друг на друга, но тотчас
же и удерживали за хвост, как только рыцари слишком ощетинятся.
Я подумал,
что мне
делать, да потом наконец решил,
что мне не о
чем слишком тревожиться: утонуть нельзя, простудиться еще меньше — на заказ не простудишься; завтракать рано, да и после дадут; пусть себе льет: кто-нибудь да придет
же.
Хотел ли он подарка себе или кому другому — не похоже, кажется; но он говорил о злоупотреблениях да тут
же кстати и о строгости. Между прочим, смысл одной фразы был тот,
что официально, обыкновенным путем, через начальство, трудно
сделать что-нибудь,
что надо «просто прийти», так все и получишь за ту
же самую цену. «Je vous parle franchement, vous comprenez?» — заключил он.
Сказали еще,
что если я не хочу ехать верхом (а я не хочу), то можно ехать в качке (сокращенное качалке), которую повезут две лошади, одна спереди, другая сзади. «Это-де очень удобно: там можно читать, спать».
Чего же лучше? Я обрадовался и просил устроить качку. Мы с казаком, который взялся
делать ее, сходили в пакгауз, купили кожи, ситцу, и казак принялся за работу.
Вчера уже на одной станции, Урядской или Уряхской, хозяин с большим семейством, женой, многими детьми благословлял свою участь, хвалил,
что хлеб родится,
что надо только работать,
что из конопли они
делают себе одежду,
что чего недостает, начальство снабжает всем: хлебом, скотом;
что он всем доволен, только недостает одного… «
Чего же?» — спросили мы.
Вот поди
же ты, а Петр Маньков на Мае сказывал,
что их много,
что вот, слава Богу, красный зверь уляжется скоро и не страшно будет жить в лесу. «А
что тебе красный зверь
сделает?» — спросил я. «Как
что? по бревнышку всю юрту разнесет». — «А разве разносил у кого-нибудь?» — «Никак нет, не слыхать». — «Да ты видывал красного зверя тут близко?» — «Никак нет. Бог миловал».
«Осмелюсь доложить, — вдруг заговорил он, привстав с постели,
что делал всякий раз, как начинал разговор, — я боюсь пожара: здесь сена много, а огня тушить на очаге нельзя, ночью студено будет, так не угодно ли, я велю двух якутов поставить у камина смотреть за огнем!..» — «Как хотите, — сказал я, — зачем
же двух?» — «Будут и друг за другом смотреть».
Чиновник был послан, сколько я мог узнать, чтоб сблизить их. «Как
же вы
сделали?» — спросил я его. «Лаской и подарками, — сказал он, — я с трудом зазвал их старшин на русскую сторону, к себе в юрту, угостил чаем, уверил,
что им опасаться нечего, и после того многие семейства перекочевали на русскую сторону».
— «
Что ты, любезный, с ума сошел: нельзя ли вместо сорока пяти проехать только двадцать?» — «
Сделайте божескую милость, — начал умолять, — на станции гора крута, мои кони не встащат, так нельзя ли вам остановиться внизу, а ямщики сведут коней вниз и там заложат, и вы поедете еще двадцать пять верст?» — «Однако не хочу, — сказал я, — если озябну, как
же быть?» — «Да как-нибудь уж…» Я
сделал ему милость — и ничего.
Ямщик пообедал, задал корму лошадям, потом лег спать, а проснувшись, объявил,
что ему ехать не следует,
что есть мужик Шеин, который живет особняком, на юру,
что очередь за его сыновьями, но он богат и все отделывается. Я послал за Шеиным, но он рапортовался больным.
Что делать? вооружиться терпением, резигнацией? так я и
сделал. Я прожил полторы сутки, наконец созвал ямщиков, и Шеина тоже, и стал записывать имена их в книжку. Они так перепугались, а
чего — и сами не знали,
что сейчас
же привели лошадей.
А отец Аввакум — расчихался, рассморкался и — плюнул. Я помню взгляд изумления вахтенного офицера, брошенный на него, потом на меня. Он
сделал такое
же усилие над собой, чтоб воздержаться от какого-нибудь замечания, как я — от смеха. «Как жаль,
что он — не матрос!» — шепнул он мне потом, когда отец Аввакум отвернулся. Долго помнил эту минуту офицер, а я долго веселился ею.