— Я заплачу́, дядюшка, о! я заплачу́, но не
проклинайте моего порыва: он чист и благороден: я счастлив, счастлив! Боже! как хороша жизнь!
Неточные совпадения
— Прощай, Евсеюшка, прощай, мой ненаглядный! — говорила мать, обнимая его, — вот тебе образок; это мое благословение. Помни веру, Евсей, не уйди там у меня в бусурманы! а не то
прокляну! Не пьянствуй, не воруй; служи барину верой и правдой. Прощай, прощай!..
— Не говори этого, — серьезно заметил Петр Иваныч, — ты молод —
проклянешь, а не благословишь судьбу! Я, бывало, не раз
проклинал — я!
Александр
проклинал и приглашение тетки, и артиста, а более всего судьбу, что она не дает ему забыться.
И дождалась… Открылись очи; // Она сказала: это он! // Увы! теперь и дни, и ночи, // И жаркий одинокий сон, // Всё полно им; всё деве милой // Без умолку волшебной силой // Твердит о нем. Докучны ей // И звуки ласковых речей, // И взор заботливой прислуги. // В уныние погружена, // Гостей не слушает она // И
проклинает их досуги, // Их неожиданный приезд // И продолжительный присест.
Сковороды, про которую говорил Лебезятников, не было; по крайней мере Раскольников не видал; но вместо стука в сковороду Катерина Ивановна начинала хлопать в такт своими сухими ладонями, когда заставляла Полечку петь, а Леню и Колю плясать; причем даже и сама пускалась подпевать, но каждый раз обрывалась на второй ноте от мучительного кашля, отчего снова приходила в отчаяние,
проклинала свой кашель и даже плакала.
Катерина. На беду я увидала тебя. Радости видела мало, а горя-то, горя-то что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да что думать о том, что будет! Вот я теперь тебя видела, этого они у меня не отымут; а больше мне ничего не надо. Только ведь мне и нужно было увидать тебя. Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А я все думала, что ты на меня сердишься,
проклинаешь меня…
Неточные совпадения
Смирно помещик лежит под халатом, // Горькую долю
клянет, // Яков при барине: другом и братом // Верного Якова барин зовет.
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать:
прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
При первом столкновении с этой действительностью человек не может вытерпеть боли, которою она поражает его; он стонет, простирает руки, жалуется,
клянет, но в то же время еще надеется, что злодейство, быть может, пройдет мимо.
— Ах, всё-таки, — сказал Левин, — всё-таки, «с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и
проклинаю, и горько жалуюсь…» Да.
Я молился,
проклинал, плакал, смеялся… нет, ничто не выразит моего беспокойства, отчаяния!..