Неточные совпадения
— Говоря о себе, не ставьте себя наряду со мной, кузина: я урод, я… я… не знаю, что я такое, и никто этого не знает. Я больной, ненормальный человек, и притом я отжил, испортил, исказил… или нет, не понял своей жизни. Но вы цельны, определенны, ваша
судьба так ясна, и между
тем я мучаюсь за вас. Меня терзает, что даром уходит жизнь, как река, текущая в пустыне… А
то ли суждено вам природой? Посмотрите на себя…
— Бабушка! — с радостью воскликнул Райский. — Боже мой! она зовет меня: еду, еду! Ведь там тишина, здоровый воздух, здоровая пища, ласки доброй, нежной, умной женщины; и еще две сестры, два новых, неизвестных мне и в
то же время близких лица… «барышни в провинции! Немного страшно: может быть, уроды!» — успел он подумать, поморщась… — Однако еду: это
судьба посылает меня… А если там скука?
Если когда-нибудь и случалось противоречие, какой-нибудь разлад,
то она приписывала его никак не себе, а другому лицу, с кем имела дело, а если никого не было, так
судьбе. А когда явился Райский и соединил в себе и это другое лицо и
судьбу, она удивилась, отнесла это к непослушанию внука и к его странностям.
Она сделала из наблюдений и опыта мудрый вывод, что всякому дается известная линия в жизни, по которой можно и должно достигать известного значения, выгод, и что всякому дана возможность сделаться (относительно) важным или богатым, а кто прозевает время и удобный случай, пренебрежет данными
судьбой средствами,
тот и пеняй на себя!
— О, судьба-проказница! — продолжала она. — Когда ищешь в кошельке гривенника, попадают всё двугривенные, а гривенник после всех придет; ждешь кого-нибудь: приходят, да не
те, кого ждешь, а дверь, как на смех, хлопает да хлопает, а кровь у тебя кипит да кипит. Пропадет вещь: весь дом перероешь, а она у тебя под носом — вот что!
Ангел-хранитель невидимо ограждал? бабушкина
судьба берегла ее? или… что?» Что бы ни было, а он этому загадочному «или» обязан
тем, что остался честным человеком.
Он правильно заключил, что тесная сфера, куда его занесла
судьба, поневоле держала его подолгу на каком-нибудь одном впечатлении, а так как Вера, «по дикой неразвитости», по непривычке к людям или, наконец, он не знает еще почему, не только не спешила с ним сблизиться, но все отдалялась,
то он и решил не давать в себе развиться ни любопытству, ни воображению и показать ей, что она бледная, ничтожная деревенская девочка, и больше ничего.
Она чувствовала условную ложь этой формы и отделалась от нее, добиваясь правды. В ней много именно
того, чего он напрасно искал в Наташе, в Беловодовой: спирта, задатков самобытности, своеобразия ума, характера — всех
тех сил, из которых должна сложиться самостоятельная, настоящая женщина и дать направление своей и чужой жизни, многим жизням, осветить и согреть целый круг, куда поставит ее
судьба.
«Добро бы Вера, а
то Марфенька, как Кунигунда… тоже в саду!.. Точно на смех вышло: это „
судьба“ забавляется!..»
Однажды в сумерки опять он застал ее у часовни молящеюся. Она была покойна, смотрела светло, с тихой уверенностью на лице, с какою-то покорностью
судьбе, как будто примирилась с
тем, что выстрелов давно не слыхать, что с обрыва ходить более не нужно. Так и он толковал это спокойствие, и тут же тотчас готов был опять верить своей мечте о ее любви к себе.
Видя это страдание только что расцветающей жизни, глядя, как мнет и жмет
судьба молодое, виноватое только
тем создание, что оно пожелало счастья, он про себя роптал на суровые, никого не щадящие законы бытия, налагающие тяжесть креста и на плечи злодея, и на эту слабую, едва распустившуюся лилию.
«Это не бабушка!» — с замиранием сердца, глядя на нее, думал он. Она казалась ему одною из
тех женских личностей, которые внезапно из круга семьи выходили героинями в великие минуты, когда падали вокруг тяжкие удары
судьбы и когда нужны были людям не грубые силы мышц, не гордость крепких умов, а силы души — нести великую скорбь, страдать, терпеть и не падать!
А у него этого разлада не было. Внутреннею силою он отражал внешние враждебные притоки, а свой огонь горел у него неугасимо, и он не уклоняется, не изменяет гармонии ума с сердцем и с волей — и совершает свой путь безупречно, все стоит на
той высоте умственного и нравственного развития, на которую, пожалуй, поставили его природа и
судьба, следовательно, стоит почти бессознательно.
— Вот видите, без моего «ума и сердца», сами договорились до правды, Иван Иванович! Мой «ум и сердце» говорили давно за вас, да не
судьба! Стало быть, вы из жалости взяли бы ее теперь, а она вышла бы за вас — опять скажу — ради вашего… великодушия…
Того ли вы хотите? Честно ли и правильно ли это и способны ли мы с ней на такой поступок? Вы знаете нас…
Райский, живо принимая впечатления, меняя одно на другое, бросаясь от искусства к природе, к новым людям, новым встречам, — чувствовал, что три самые глубокие его впечатления, самые дорогие воспоминания, бабушка, Вера, Марфенька — сопутствуют ему всюду, вторгаются во всякое новое ощущение, наполняют собой его досуги, что с ними тремя — он связан и
той крепкой связью, от которой только человеку и бывает хорошо — как ни от чего не бывает, и от нее же бывает иногда больно, как ни от чего, когда
судьба неласково дотронется до такой связи.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Не
судьба, батюшка,
судьба — индейка: заслуги привели к
тому. (В сторону.)Этакой свинье лезет всегда в рот счастье!
Как прусаки слоняются // По нетопленой горнице, // Когда их вымораживать // Надумает мужик. // В усадьбе
той слонялися // Голодные дворовые, // Покинутые барином // На произвол
судьбы. // Все старые, все хворые // И как в цыганском таборе // Одеты. По пруду // Тащили бредень пятеро.
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в
тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто
судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с
теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
— Да, — сказал он, решительно подходя к ней. — Ни я, ни вы не смотрели на наши отношения как на игрушку, а теперь наша
судьба решена. Необходимо кончить, — сказал он оглядываясь, —
ту ложь, в которой мы живем.
И сколько бы ни внушали княгине, что в наше время молодые люди сами должны устраивать свою
судьбу, он не могла верить этому, как не могла бы верить
тому, что в какое бы
то ни было время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны быть заряженные пистолеты.