Неточные совпадения
С ним можно не согласиться, но сбить его трудно. Свет, опыт, вся жизнь его не дали ему никакого содержания, и оттого он боится серьезного,
как огня. Но тот же опыт, жизнь
всегда в куче людей, множество встреч и способность знакомиться со всеми образовывали ему какой-то очень приятный, мелкий умок, и не знающий его с первого раза даже положится на его совет, суждение, и потом уже, жестоко обманувшись, разглядит, что это за человек.
Как тихо и молчаливо было наверху, так внизу слышались часто звонкие голоса, смех,
всегда было там живо, беспорядочно. Камердинер был у него француз, с почтительной речью и наглым взглядом.
Один только старый дом стоял в глубине двора,
как бельмо в глазу, мрачный, почти
всегда в тени, серый, полинявший, местами с забитыми окнами, с поросшим травой крыльцом, с тяжелыми дверьми, замкнутыми тяжелыми же задвижками, но прочно и массивно выстроенный. Зато на маленький домик с утра до вечера жарко лились лучи солнца, деревья отступили от него, чтоб дать ему простора и воздуха. Только цветник,
как гирлянда, обвивал его со стороны сада, и махровые розы, далии и другие цветы так и просились в окна.
Он сохранял
всегда учтивость и сдержанность в словах и жестах,
как бы с кем близок ни был.
Все просто на нем, но все
как будто сияет. Нанковые панталоны выглажены, чисты; синий фрак
как с иголочки. Ему было лет пятьдесят, а он имел вид сорокалетнего свежего, румяного человека благодаря парику и
всегда гладко обритому подбородку.
Мужчины, одни, среди дел и забот, по лени, по грубости, часто бросая теплый огонь, тихие симпатии семьи, бросаются в этот мир
всегда готовых романов и драм,
как в игорный дом, чтоб охмелеть в чаду притворных чувств и дорого купленной неги. Других молодость и пыл влекут туда, в царство поддельной любви, со всей утонченной ее игрой,
как гастронома влечет от домашнего простого обеда изысканный обед искусного повара.
— Нет, портрет — это слабая, бледная копия; верен только один луч ваших глаз, ваша улыбка, и то не
всегда: вы редко так смотрите и улыбаетесь,
как будто боитесь. Но иногда это мелькнет; однажды мелькнуло, и я поймал, и только намекнул на правду, и уж смотрите, что вышло. Ах,
как вы были хороши тогда!
— Так. Вы мне дадите право входить без доклада к себе, и то не
всегда: вот сегодня рассердились, будете гонять меня по городу с поручениями — это привилегия кузеней, даже советоваться со мной, если у меня есть вкус,
как одеться; удостоите искреннего отзыва о ваших родных, знакомых, и, наконец, дойдет до оскорбления… до того, что поверите мне сердечный секрет, когда влюбитесь…
Глядя на него, еще на ребенка, непременно скажешь, что и ученые, по крайней мере такие,
как эта порода, подобно поэтам, тоже — nascuntur. [рождаются (лат.).]
Всегда, бывало, он с растрепанными волосами, с блуждающими где-то глазами, вечно копающийся в книгах или в тетрадях,
как будто у него не было детства, не было нерва — шалить, резвиться.
— Вот, она у меня
всегда так! — жаловался Леонтий. — От купцов на праздники и к экзамену родители явятся с гостинцами — я вон гоню отсюда, а она их примет оттуда, со двора. Взяточница! С виду точь-в-точь Тарквиниева Лукреция, а любит лакомиться, не так,
как та!..
Марфеньку
всегда слышно и видно в доме. Она то смеется, то говорит громко. Голос у ней приятный, грудной, звонкий, в саду слышно,
как она песенку поет наверху, а через минуту слышишь уж ее говор на другом конце двора, или раздается смех по всему саду.
На жену он и прежде смотрел исподлобья, а потом почти вовсе не глядел, но
всегда знал, в
какую минуту где она, что делает.
Этому она сама надивиться не могла: уж она ли не проворна, она ли не мастерица скользнуть,
как тень, из одной двери в другую, из переулка в слободку, из сада в лес, — нет, увидит, узнает, точно чутьем, и явится,
как тут, и почти
всегда с вожжой! Это составляло зрелище, потеху дворни.
Она столько вносила перемены с собой, что с ее приходом
как будто падал другой свет на предметы; простая комната превращалась в какой-то храм, и Вера,
как бы ни запрятывалась в угол,
всегда была на первом плане, точно поставленная на пьедестал и освещенная огнями или лунным светом.
— Боже тебя сохрани! Бегать, пользоваться воздухом — здорово. Ты весела,
как птичка, и дай Бог тебе остаться такой
всегда, люби детей, пой, играй…
Ее
всегда увидишь, что она или возникает,
как из могилы, из погреба, с кринкой, горшком, корытцем или с полдюжиной бутылок между пальцами в обеих руках, или опускается вниз, в подвалы и погреба, прятать провизию, вино, фрукты и зелень.
— Да,
какое бы это было счастье, — заговорила она вкрадчиво, — жить, не стесняя воли другого, не следя за другим, не допытываясь, что у него на сердце, отчего он весел, отчего печален, задумчив? быть с ним
всегда одинаково, дорожить его покоем, даже уважать его тайны…
— Я не знаю,
какие они были люди. А Иван Иванович — человек,
какими должны быть все и
всегда. Он что скажет, что задумает, то и исполнит. У него мысли верные, сердце твердое — и есть характер. Я доверяюсь ему во всем, с ним не страшно ничто, даже сама жизнь!
Вера явилась своевременно к обеду, и,
как ни вонзались в нее пытливые взгляды Райского, — никакой перемены в ней не было. Ни экстаза, ни задумчивости. Она была такою,
какою была
всегда.
Тит Никоныч являлся
всегда одинакий, вежливый, любезный, подходящий к ручке бабушки и подносящий ей цветок или редкий фрукт. Опенкин,
всегда речистый, неугомонный, под конец пьяный, барыни и барышни, являвшиеся теперь потанцевать к невесте, и молодые люди — все это надоедало Райскому и Вере — и оба искали, он — ее, а она — уединения, и были только счастливы, он — с нею, а она — одна, когда ее никто не видит, не замечает, когда она пропадет «
как дух» в деревню, с обрыва в рощу или за Волгу, к своей попадье.
А кузина волновалась, «prenant les choses au serieux» [приняв все всерьез (фр.).] (я не перевожу тебе здешнего языка, а передаю в оригинале, так
как оригинал
всегда ярче перевода).
— Никогда! — повторил он с досадой, —
какая ложь в этих словах: «никогда», «
всегда»!.. Конечно, «никогда»: год, может быть, два… три… Разве это не — «никогда»? Вы хотите бессрочного чувства? Да разве оно есть? Вы пересчитайте всех ваших голубей и голубок: ведь никто бессрочно не любит. Загляните в их гнезда — что там? Сделают свое дело, выведут детей, а потом воротят носы в разные стороны. А только от тупоумия сидят вместе…
—
Как же вы это сделаете? Я не перестану думать о вас, что думал
всегда, и не уважать не могу.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен
всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом —
как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Анна Андреевна. Вот хорошо! а у меня глаза разве не темные? самые темные.
Какой вздор говорит!
Как же не темные, когда я и гадаю про себя
всегда на трефовую даму?
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом
каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что
всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Анна Андреевна. Ты, Антоша,
всегда готов обещать. Во-первых, тебе не будет времени думать об этом. И
как можно и с
какой стати себя обременять этакими обещаниями?
Осип, слуга, таков,
как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его
всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.