Неточные совпадения
Райский
засмеялся, взял ее за обе руки и прямо смотрел ей в глаза. Она покраснела, ворочалась то в одну, то в
другую сторону, стараясь не смотреть на него.
Студенты все влюблялись в нее, по очереди или по несколько в одно время. Она всех водила за нос и про любовь одного рассказывала
другому и
смеялась над первым, потом с первым над вторым. Некоторые из-за нее перессорились.
Тут развернулись ее способности. Если кто, бывало, станет ревновать ее к
другим, она начнет
смеяться над этим, как над делом невозможным, и вместе с тем умела казаться строгой, бранила волокит за то, что завлекают и потом бросают неопытных девиц.
— Не сердитесь, бабушка, я в
другой раз не буду… —
смеясь, сказал он.
— И потом «красный нос, растрескавшиеся губы, одна нога в туфле,
другая в калоше»! — договорил Райский,
смеясь. — Ах, бабушка, чего я не захочу, что принудит меня? или если скажу себе, что непременно поступлю так, вооружусь волей…
Марфеньку всегда слышно и видно в доме. Она то
смеется, то говорит громко. Голос у ней приятный, грудной, звонкий, в саду слышно, как она песенку поет наверху, а через минуту слышишь уж ее говор на
другом конце двора, или раздается смех по всему саду.
— Ей-богу, не знаю: если это игра, так она похожа на ту, когда человек ставит последний грош на карту, а
другой рукой щупает пистолет в кармане. Дай руку, тронь сердце, пульс и скажи, как называется эта игра? Хочешь прекратить пытку: скажи всю правду — и страсти нет, я покоен, буду сам
смеяться с тобой и уезжаю завтра же. Я шел, чтоб сказать тебе это…
Глядя на нее, заплакал и Викентьев, не от горя, а потому, объяснял он, что не может не заплакать, когда плачут
другие, и не
смеяться тоже не может, когда
смеются около него. Марфенька поглядела на него сквозь слезы и вдруг перестала плакать.
— О, типун тебе на язык! — перебила она сердито, кропая что-то сама иглой над приданым Марфеньки, хотя тут хлопотали около разложенных столов десять швей. Но она не могла видеть
других за работой, чтоб и самой не пристать тут же, как Викентьев не мог не
засмеяться и не заплакать, когда
смеялись и плакали
другие.
Он, от радости, вдруг
засмеется и закроется салфеткой, потрет руки одна о
другую с жаром или встанет и ни с того ни с сего поклонится всем присутствующим и отчаянно шаркнет ножкой. А когда все
засмеются над ним, он
засмеется пуще всех, снимет парик и погладит себе с исступлением лысину или потреплет, вместо Пашутки, Василису по щечке.
Впрочем, князь до того дошел под конец, что рассказал несколько пресмешных анекдотов, которым сам же первый и смеялся, так что
другие смеялись более уже на его радостный смех, чем самим анекдотам.
— Не поглянулся, видно, свой-то хлеб? — пошутил Основа и, когда
другие засмеялись, сердито добавил: — А вы чему обрадовались? Правильно старик-то говорит… Право, галманы!.. Ты, дедушка, ужо как-нибудь заверни ко мне на заимку, покалякаем от свободности, а будут к тебе приставать — ущитим как ни на есть. Народ неправильный, это ты верно говоришь.
Неточные совпадения
Другой приказ: «Коровушки // Вчера гнались до солнышка // Близ барского двора // И так мычали, глупые, // Что разбудили барина, — // Так пастухам приказано // Впредь унимать коров!» // Опять
смеется вотчина.
— Что ж, там нужны люди, — сказал он,
смеясь глазами. И они заговорили о последней военной новости, и оба
друг перед
другом скрыли свое недоумение о том, с кем назавтра ожидается сражение, когда Турки, по последнему известию, разбиты на всех пунктах. И так, оба не высказав своего мнения, они разошлись.
— Да, только я их предводительствую в
другую сторону, —
смеясь сказал Свияжский.
Другая неприятность, расстроившая в первую минуту его хорошее расположение духа, но над которою он после много
смеялся, состояла в том, что из всей провизии, отпущенной Кити в таком изобилии, что, казалось, нельзя было ее доесть в неделю, ничего не осталось.
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы, Русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что дай эти же права, как наши земские учреждения,
другому европейскому народу, — Немцы и Англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только
смеемся.