Неточные совпадения
— Как же! К нынешнему дню и фрак нарочно заказывал. Ведь сегодня первое мая:
с Горюновым
едем в Екатерингоф. Ах! Вы не знаете! Горюнова Мишу произвели — вот мы сегодня и отличаемся, — в восторге добавил Волков.
— Откуда вы, Обломов? Не знает Дашеньки! Весь город без ума, как она танцует! Сегодня мы
с ним в балете; он бросит букет. Надо его ввести: он робок, еще новичок… Ах! ведь нужно
ехать камелий достать…
Только два раза в неделю посижу да пообедаю у генерала, а потом
поедешь с визитами, где давно не был; ну, а там… новая актриса, то на русском, то на французском театре.
— А коли хорошо тут, так зачем и хотеть в другое место? Останьтесь-ка лучше у меня на целый день, отобедайте, а там вечером — Бог
с вами!.. Да, я и забыл: куда мне
ехать! Тарантьев обедать придет: сегодня суббота.
Движения его были смелы и размашисты; говорил он громко, бойко и почти всегда сердито; если слушать в некотором отдалении, точно будто три пустые телеги
едут по мосту. Никогда не стеснялся он ничьим присутствием и в карман за словом не ходил и вообще постоянно был груб в обращении со всеми, не исключая и приятелей, как будто давал чувствовать, что, заговаривая
с человеком, даже обедая или ужиная у него, он делает ему большую честь.
— Перестань хвастаться, а выдумай, как бы и
с квартиры не съезжать, и в деревню не
ехать, и чтоб дело сделалось… — заметил Обломов.
В тесной толпе ему было душно; в лодку он садился
с неверною надеждою добраться благополучно до другого берега, в карете
ехал, ожидая, что лошади понесут и разобьют.
Теперь его поглотила любимая мысль: он думал о маленькой колонии друзей, которые поселятся в деревеньках и фермах, в пятнадцати или двадцати верстах вокруг его деревни, как попеременно будут каждый день съезжаться друг к другу в гости, обедать, ужинать, танцевать; ему видятся всё ясные дни, ясные лица, без забот и морщин, смеющиеся, круглые,
с ярким румянцем,
с двойным подбородком и неувядающим аппетитом; будет вечное лето, вечное веселье, сладкая
еда да сладкая лень…
Задумывается ребенок и все смотрит вокруг: видит он, как Антип
поехал за водой, а по земле, рядом
с ним, шел другой Антип, вдесятеро больше настоящего, и бочка казалась
с дом величиной, а тень лошади покрыла собой весь луг, тень шагнула только два раза по лугу и вдруг двинулась за гору, а Антип еще и со двора не успел съехать.
Ему представлялись даже знакомые лица и мины их при разных обрядах, их заботливость и суета. Дайте им какое хотите щекотливое сватовство, какую хотите торжественную свадьбу или именины — справят по всем правилам, без малейшего упущения. Кого где посадить, что и как подать, кому
с кем
ехать в церемонии, примету ли соблюсти — во всем этом никто никогда не делал ни малейшей ошибки в Обломовке.
Андрей подъехал к ней, соскочил
с лошади, обнял старуху, потом хотел было
ехать — и вдруг заплакал, пока она крестила и целовала его. В ее горячих словах послышался ему будто голос матери, возник на минуту ее нежный образ.
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы,
с вечера,
с бала
ехал посидеть на широком диване Обломова и в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек, приходя из великолепных зал под собственный скромный кров или возвратясь от красот южной природы в березовую рощу, где гулял еще ребенком.
— Ну, брат Андрей, и ты то же! Один толковый человек и был, и тот
с ума спятил. Кто же ездит в Америку и Египет! Англичане: так уж те так Господом Богом устроены; да и негде им жить-то у себя. А у нас кто
поедет? Разве отчаянный какой-нибудь, кому жизнь нипочем.
Хотя было уже не рано, но они успели заехать куда-то по делам, потом Штольц захватил
с собой обедать одного золотопромышленника, потом
поехали к этому последнему на дачу пить чай, застали большое общество, и Обломов из совершенного уединения вдруг очутился в толпе людей. Воротились они домой к поздней ночи.
Но гости
едут, например, ты
с женой.
«В неделю, скажет, набросать подробную инструкцию поверенному и отправить его в деревню, Обломовку заложить, прикупить земли, послать план построек, квартиру сдать, взять паспорт и
ехать на полгода за границу, сбыть лишний жир, сбросить тяжесть, освежить душу тем воздухом, о котором мечтал некогда
с другом, пожить без халата, без Захара и Тарантьева, надевать самому чулки и снимать
с себя сапоги, спать только ночью,
ехать, куда все
едут, по железным дорогам, на пароходах, потом…
Уже знакомые Обломова, иные
с недоверчивостью, другие со смехом, а третьи
с каким-то испугом, говорили: «
Едет; представьте, Обломов сдвинулся
с места!»
— Что ты,
с ума сошел? Я на днях
поеду за границу, —
с сердцем перебил Обломов.
Она
ехала и во французский спектакль, но содержание пьесы получало какую-то связь
с ее жизнью; читала книгу, и в книге непременно были строки
с искрами ее ума, кое-где мелькал огонь ее чувств, записаны были сказанные вчера слова, как будто автор подслушивал, как теперь бьется у ней сердце.
Он уж прочел несколько книг. Ольга просила его рассказывать содержание и
с неимоверным терпением слушала его рассказ. Он написал несколько писем в деревню, сменил старосту и вошел в сношения
с одним из соседей через посредство Штольца. Он бы даже
поехал в деревню, если б считал возможным уехать от Ольги.
В другой раз, опять по неосторожности, вырвалось у него в разговоре
с бароном слова два о школах живописи — опять ему работа на неделю; читать, рассказывать; да потом еще
поехали в Эрмитаж: и там еще он должен был делом подтверждать ей прочитанное.
— За границу! — перебил Тарантьев. — Это
с этим немцем? Да где тебе, не
поедешь!
На другой день он,
с листом гербовой бумаги, отправился в город, сначала в палату, и
ехал нехотя, зевая и глядя по сторонам. Он не знал хорошенько, где палата, и заехал к Ивану Герасимычу спросить, в каком департаменте нужно засвидетельствовать.
Тетка тоже глядит на него своими томными большими глазами и задумчиво нюхает свой спирт, как будто у нее от него болит голова. А ездить ему какая даль!
Едешь,
едешь с Выборгской стороны да вечером назад — три часа!
— Если ж выдастся хороший день, — заключила она, — я
поеду в Летний сад гулять, и ты можешь прийти туда; это напомнит нам парк… парк! — повторила она
с чувством.
Ольга
поехала с теткой
с визитом до обеда, а он пошел глядеть квартиры поблизости. Заходил в два дома; в одном нашел квартиру в четыре комнаты за четыре тысячи ассигнациями, в другом за пять комнат просили шесть тысяч рублей.
«Ах, скорей бы кончить да сидеть
с ней рядом, не таскаться такую даль сюда! — думал он. — А то после такого лета да еще видеться урывками, украдкой, играть роль влюбленного мальчика… Правду сказать, я бы сегодня не
поехал в театр, если б уж был женат: шестой раз слышу эту оперу…»
«Нет, уж сегодня не
поеду; надо решить дело скорей, да потом… Что это, ответа поверенный не шлет из деревни?.. Я бы давно уехал, перед отъездом обручился бы
с Ольгой… Ах, а она все смотрит на меня! Беда, право!»
— Ты знаешь, сколько дохода
с Обломовки получаем? — спрашивал Обломов. — Слышишь, что староста пишет? доходу «тысящи яко две помене»! А тут дорогу надо строить, школы заводить, в Обломовку
ехать; там негде жить, дома еще нет… Какая же свадьба? Что ты выдумал?
Обломов не знал,
с какими глазами покажется он к Ольге, что будет говорить она, что будет говорить он, и решился не
ехать к ней в среду, а отложить свидание до воскресенья, когда там много народу бывает и им наедине говорить не удастся.
Он решил, что до получения положительных известий из деревни он будет видеться
с Ольгой только в воскресенье, при свидетелях. Поэтому, когда пришло завтра, он не подумал
с утра начать готовиться
ехать к Ольге.
Зато он чаще занимается
с детьми хозяйки. Ваня такой понятливый мальчик, в три раза запомнил главные города в Европе, и Илья Ильич обещал, как только
поедет на ту сторону, подарить ему маленький глобус; а Машенька обрубила ему три платка — плохо, правда, но зато она так смешно трудится маленькими ручонками и все бегает показать ему каждый обрубленный вершок.
— А завтра воскресенье, — сказал он, — надо
ехать к Ольге, целый день мужественно выносить значительные и любопытные взгляды посторонних, потом объявить ей, когда намерен говорить
с теткой. А он еще все на той же точке невозможности двинуться вперед.
Он придет!» — подумала Ольга и живо оделась, наскоро напилась чаю и
поехала с теткой в магазин.
И опять, как прежде, ему захотелось вдруг всюду, куда-нибудь далеко: и туда, к Штольцу,
с Ольгой, и в деревню, на поля, в рощи, хотелось уединиться в своем кабинете и погрузиться в труд, и самому
ехать на Рыбинскую пристань, и дорогу проводить, и прочесть только что вышедшую новую книгу, о которой все говорят, и в оперу — сегодня…
— Они советуют вам
ехать туда, — сказал Иван Матвеевич. — Что же-с: тысячу двести верст не Бог знает что! Через неделю установится дорога, вот и съездили бы.
— Ничего-с, отпуск на четыре месяца возьмет. Вы извольте решиться, а я привезу его сюда. Ведь он не даром
поедет…
— Вы ему извольте положить прогоны, на прожиток, сколько понадобится в сутки, а там, по окончании дела, вознаграждение, по условию. Поедет-с, ничего!
— Если даже я и
поеду, — продолжал Обломов, — то ведь решительно из этого ничего не выйдет: я толку не добьюсь; мужики меня обманут; староста скажет, что хочет, — я должен верить всему; денег даст, сколько вздумает. Ах, Андрея нет здесь: он бы все уладил! —
с огорчением прибавил он.
Он сел и задумался. Много передумал он в эти полтора часа, много изменилось в его мыслях, много он принял новых решений. Наконец он остановился на том, что сам
поедет с поверенным в деревню, но прежде выпросит согласие тетки на свадьбу, обручится
с Ольгой, Ивану Герасимовичу поручит отыскать квартиру и даже займет денег… немного, чтоб свадьбу сыграть.
— Послушай, Ольга, не гляди на меня так: мне страшно! — сказал он. — Я передумал: совсем иначе надо устроить!.. — продолжал потом, постепенно понижая тон, останавливаясь и стараясь вникнуть в этот новый для него смысл ее глаз, губ и говорящих бровей, — я решил сам
ехать в деревню, вместе
с поверенным… чтоб там… — едва слышно досказал он.
Словом, сведения и деньги получены удовлетворительные, и Илья Ильич не встретил крайней надобности
ехать сам и был
с этой стороны успокоен до будущего года.
Теперь же, если Обломов
поедет в театр или засидится у Ивана Герасимовича и долго не
едет, ей не спится, она ворочается
с боку на бок, крестится, вздыхает, закрывает глаза — нет сна, да и только!
— Что ты говоришь, Андрей! — сказал он, вставая
с места. —
Поедем, ради Бога, сейчас, сию минуту: я у ног ее выпрошу прошение…
— Теперь в Швейцарии. К осени она
с теткой
поедет к себе в деревню. Я за этим здесь теперь: нужно еще окончательно похлопотать в палате. Барон не доделал дела; он вздумал посвататься за Ольгу…
Ко всей деятельности, ко всей жизни Штольца прирастала
с каждым днем еще чужая деятельность и жизнь: обстановив Ольгу цветами, обложив книгами, нотами и альбомами, Штольц успокоивался, полагая, что надолго наполнил досуги своей приятельницы, и шел работать или
ехал осматривать какие-нибудь копи, какое-нибудь образцовое имение, шел в круг людей, знакомиться, сталкиваться
с новыми или замечательными лицами; потом возвращался к ней утомленный, сесть около ее рояля и отдохнуть под звуки ее голоса.
Ужас! Она не додумалась до конца, а торопливо оделась, наняла извозчика и
поехала к мужниной родне, не в Пасху и Рождество, на семейный обед, а утром рано,
с заботой,
с необычайной речью и вопросом, что делать, и взять у них денег.
В роще чай бы стали пить, в ильинскую пятницу на Пороховые бы Заводы пошли, за нами бы телега
с припасами да
с самоваром
ехала.
Штольц не приезжал несколько лет в Петербург. Он однажды только заглянул на короткое время в имение Ольги и в Обломовку. Илья Ильич получил от него письмо, в котором Андрей уговаривал его самого
ехать в деревню и взять в свои руки приведенное в порядок имение, а сам
с Ольгой Сергеевной уезжал на южный берег Крыма, для двух целей: по делам своим в Одессе и для здоровья жены, расстроенного после родов.
— Отчего? Что
с тобой? — начал было Штольц. — Ты знаешь меня: я давно задал себе эту задачу и не отступлюсь. До сих пор меня отвлекали разные дела, а теперь я свободен. Ты должен жить
с нами, вблизи нас: мы
с Ольгой так решили, так и будет. Слава Богу, что я застал тебя таким же, а не хуже. Я не надеялся…
Едем же!.. Я готов силой увезти тебя! Надо жить иначе, ты понимаешь как…