Неточные совпадения
Он бы
не задумался
сгореть или утонуть
за него,
не считая этого подвигом, достойным удивления или каких-нибудь наград. Он смотрел на это, как на естественное, иначе быть
не могущее дело, или, лучше сказать, никак
не смотрел, а поступал так, без всяких умозрений.
Горы и пропасти созданы тоже
не для увеселения человека. Они грозны, страшны, как выпущенные и устремленные на него когти и зубы дикого зверя; они слишком живо напоминают нам бренный состав наш и держат в страхе и тоске
за жизнь. И небо там, над скалами и пропастями, кажется таким далеким и недосягаемым, как будто оно отступилось от людей.
Там нашли однажды собаку, признанную бешеною потому только, что она бросилась от людей прочь, когда на нее собрались с вилами и топорами, исчезла где-то
за горой; в овраг свозили падаль; в овраге предполагались и разбойники, и волки, и разные другие существа, которых или в том краю, или совсем на свете
не было.
Задумывается ребенок и все смотрит вокруг: видит он, как Антип поехал
за водой, а по земле, рядом с ним, шел другой Антип, вдесятеро больше настоящего, и бочка казалась с дом величиной, а тень лошади покрыла собой весь луг, тень шагнула только два раза по лугу и вдруг двинулась
за гору, а Антип еще и со двора
не успел съехать.
Плохо верили обломовцы и душевным тревогам;
не принимали
за жизнь круговорота вечных стремлений куда-то, к чему-то; боялись как огня увлечения страстей; и как в другом месте тело у людей быстро
сгорало от волканической работы внутреннего, душевного огня, так душа обломовцев мирно, без помехи утопала в мягком теле.
— Да как всегда: бесится с жиру, — сказал Захар, — а все
за тебя, по твоей милости перенес я горя-то немало: все насчет квартиры-то! Бесится: больно
не хочется съезжать…
Я только хочу доказать вам, что ваше настоящее люблю
не есть настоящая любовь, а будущая; это только бессознательная потребность любить, которая
за недостатком настоящей пищи,
за отсутствием огня,
горит фальшивым, негреющим светом, высказывается иногда у женщин в ласках к ребенку, к другой женщине, даже просто в слезах или в истерических припадках.
— Что вы? Что
за благодарность? Куда ей шелковые платья? Ей и ситцевых
не напасешься; так вот на ней все и
горит, особенно башмаки:
не успеваем на рынке покупать.
— Нет… нет… — силилась выговорить потом, —
за меня и
за мое
горе не бойся. Я знаю себя: я выплачу его и потом уж больше плакать
не стану. А теперь
не мешай плакать… уйди… Ах, нет, постой! Бог наказывает меня!.. Мне больно, ах, как больно… здесь, у сердца…
Последний, если хотел, стирал пыль, а если
не хотел, так Анисья влетит, как вихрь, и отчасти фартуком, отчасти голой рукой, почти носом, разом все сдует, смахнет, сдернет, уберет и исчезнет;
не то так сама хозяйка, когда Обломов выйдет в сад, заглянет к нему в комнату, найдет беспорядок, покачает головой и, ворча что-то про себя, взобьет подушки
горой, тут же посмотрит наволочки, опять шепнет себе, что надо переменить, и сдернет их, оботрет окна, заглянет
за спинку дивана и уйдет.
— А! Это расплата
за Прометеев огонь! Мало того что терпи, еще люби эту грусть и уважай сомнения и вопросы: они — переполненный избыток, роскошь жизни и являются больше на вершинах счастья, когда нет грубых желаний; они
не родятся среди жизни обыденной: там
не до того, где
горе и нужда; толпы идут и
не знают этого тумана сомнений, тоски вопросов… Но кто встретился с ними своевременно, для того они
не молот, а милые гости.
Летом отправлялись
за город, в ильинскую пятницу — на Пороховые Заводы, и жизнь чередовалась обычными явлениями,
не внося губительных перемен, можно было бы сказать, если б удары жизни вовсе
не достигали маленьких мирных уголков. Но, к несчастью, громовой удар, потрясая основания
гор и огромные воздушные пространства, раздается и в норке мыши, хотя слабее, глуше, но для норки ощутительно.
— И я тоже прошу вспомнить, — сказал я, — на этом самом месте я умолял вас понять меня, вдуматься, вместе решить, как и для чего нам жить, а вы в ответ заговорили о предках, о дедушке, который писал стихи. Вам говорят теперь о том, что ваша единственная дочь безнадежна, а вы опять о предках, о традициях… И такое легкомыслие в старости, когда смерть
не за горами, когда осталось жить каких-нибудь пять, десять лет!
Неточные совпадения
Беден, нечесан Калинушка, // Нечем ему щеголять, // Только расписана спинушка, // Да
за рубахой
не знать. // С лаптя до ворота // Шкура вся вспорота, // Пухнет с мякины живот. // Верченый, крученый, // Сеченый, мученый, // Еле Калина бредет: // В ноги кабатчику стукнется, //
Горе потопит в вине. // Только в субботу аукнется // С барской конюшни жене…
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, //
За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя
за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось
горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
Предстояло атаковать на пути
гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики
за ними
не последовали. И так как на лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом в большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один шаг.
Она услыхала порывистый звонок Вронского и поспешно утерла эти слезы, и
не только утерла слезы, но села к лампе и развернула книгу, притворившись спокойною. Надо было показать ему, что она недовольна тем, что он
не вернулся, как обещал, только недовольна, но никак
не показывать ему своего
горя и, главное, жалости о себе. Ей можно было жалеть о себе, но
не ему о ней. Она
не хотела борьбы, упрекала его
за то, что он хотел бороться, но невольно сама становилась в положение борьбы.
Наконец мы расстались; я долго следил
за нею взором, пока ее шляпка
не скрылась
за кустарниками и скалами. Сердце мое болезненно сжалось, как после первого расставания. О, как я обрадовался этому чувству! Уж
не молодость ли с своими благотворными бурями хочет вернуться ко мне опять, или это только ее прощальный взгляд, последний подарок — на память?.. А смешно подумать, что на вид я еще мальчик: лицо хотя бледно, но еще свежо; члены гибки и стройны; густые кудри вьются, глаза
горят, кровь кипит…