Неточные совпадения
Когда все это
было внесено, кучер Селифан отправился на конюшню возиться около лошадей, а лакей Петрушка стал устроиваться в маленькой передней, очень темной конурке, куда уже успел притащить свою шинель и вместе с нею какой-то свой собственный запах, который
был сообщен и принесенному вслед за
тем мешку с разным лакейским туалетом.
Какие бывают эти общие залы — всякий проезжающий знает очень хорошо:
те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю;
тот же закопченный потолок;
та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу;
те же картины во всю стену, писанные масляными красками, — словом, все
то же, что и везде; только и разницы, что на одной картине изображена
была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал.
Как в просвещенной Европе, так и в просвещенной России
есть теперь весьма много почтенных людей, которые без
того не могут покушать в трактире, чтоб не поговорить с слугою, а иногда даже забавно пошутить над ним.
Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, — словом, не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не
было ли каких болезней в их губернии — повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и
тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство.
Коцебу, в которой Ролла играл г. Поплёвин, Кору — девица Зяблова, прочие лица
были и
того менее замечательны; однако же он прочел их всех, добрался даже до цены партера и узнал, что афиша
была напечатана в типографии губернского правления, потом переворотил на другую сторону: узнать, нет ли там чего-нибудь, но, не нашедши ничего, протер глаза, свернул опрятно и положил в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать все, что ни попадалось.
Следствием этого
было то, что губернатор сделал ему приглашение пожаловать к нему
того же дня на домашнюю вечеринку, прочие чиновники тоже, с своей стороны, кто на обед, кто на бостончик, кто на чашку чаю.
Насыщенные богатым летом, и без
того на всяком шагу расставляющим лакомые блюда, они влетели вовсе не с
тем, чтобы
есть, но чтобы только показать себя, пройтись взад и вперед по сахарной куче, потереть одна о другую задние или передние ножки, или почесать ими у себя под крылышками, или, протянувши обе передние лапки, потереть ими у себя над головою, повернуться и опять улететь, и опять прилететь с новыми докучными эскадронами.
Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова в
то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого
было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
Хотя почтмейстер
был очень речист, но и
тот, взявши в руки карты,
тот же час выразил на лице своем мыслящую физиономию, покрыл нижнею губою верхнюю и сохранил такое положение во все время игры.
Хотя, конечно, они лица не так заметные, и
то, что называют второстепенные или даже третьестепенные, хотя главные ходы и пружины поэмы не на них утверждены и разве кое-где касаются и легко зацепляют их, — но автор любит чрезвычайно
быть обстоятельным во всем и с этой стороны, несмотря на
то что сам человек русский, хочет
быть аккуратен, как немец.
Кроме страсти к чтению, он имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так, как
есть, в
том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой особенный воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся несколько жилым покоем, так что достаточно
было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили люди.
Что думал он в
то время, когда молчал, — может
быть, он говорил про себя: «И ты, однако ж, хорош, не надоело тебе сорок раз повторять одно и
то же», — Бог ведает, трудно знать, что думает дворовый крепостной человек в
то время, когда барин ему дает наставление.
Таков уже русский человек: страсть сильная зазнаться с
тем, который бы хотя одним чином
был его повыше, и шапочное знакомство с графом или князем для него лучше всяких тесных дружеских отношений.
Надворные советники, может
быть, и познакомятся с ним, но
те, которые подобрались уже к чинам генеральским,
те, бог весть, может
быть, даже бросят один из
тех презрительных взглядов, которые бросаются гордо человеком на все, что ни пресмыкается у ног его, или, что еще хуже, может
быть, пройдут убийственным для автора невниманием.
Проехавши пятнадцатую версту, он вспомнил, что здесь, по словам Манилова, должна
быть его деревня, но и шестнадцатая верста пролетела мимо, а деревни все не
было видно, и если бы не два мужика, попавшиеся навстречу,
то вряд ли бы довелось им потрафить на лад.
Тут Чичиков вспомнил, что если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцать верст,
то значит, что к ней
есть верных тридцать.
Даже самая погода весьма кстати прислужилась: день
был не
то ясный, не
то мрачный, а какого-то светло-серого цвета, какой бывает только на старых мундирах гарнизонных солдат, этого, впрочем, мирного войска, но отчасти нетрезвого по воскресным дням.
Для пополнения картины не
было недостатка в петухе, предвозвестнике переменчивой погоды, который, несмотря на
то что голова продолблена
была до самого мозгу носами других петухов по известным делам волокитства, горланил очень громко и даже похлопывал крыльями, обдерганными, как старые рогожки.
Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни
то ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы.
У всякого
есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше
той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о
том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого
есть свое, но у Манилова ничего не
было.
Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о
том, как бы хорошо
было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы
были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян.
Словом, они
были,
то что говорится, счастливы.
— Больше в деревне, — отвечал Манилов. — Иногда, впрочем, приезжаем в город для
того только, чтобы увидеться с образованными людьми. Одичаешь, знаете, если
будешь все время жить взаперти.
— О! Павел Иванович, позвольте мне
быть откровенным: я бы с радостию отдал половину всего моего состояния, чтобы иметь часть
тех достоинств, которые имеете вы!..
В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова, которые
были в
тех летах, когда сажают уже детей за стол, но еще на высоких стульях. При них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою. Хозяйка села за свою суповую чашку; гость
был посажен между хозяином и хозяйкою, слуга завязал детям на шею салфетки.
— О, вы еще не знаете его, — отвечал Манилов, — у него чрезвычайно много остроумия. Вот меньшой, Алкид,
тот не так быстр, а этот сейчас, если что-нибудь встретит, букашку, козявку, так уж у него вдруг глазенки и забегают; побежит за ней следом и тотчас обратит внимание. Я его прочу по дипломатической части. Фемистоклюс, — продолжал он, снова обратясь к нему, — хочешь
быть посланником?
Учитель очень внимательно глядел на разговаривающих и, как только замечал, что они
были готовы усмехнуться, в
ту же минуту открывал рот и смеялся с усердием.
А сделавшись приказчиком, поступал, разумеется, как все приказчики: водился и кумился с
теми, которые на деревне
были побогаче, подбавлял на тягла [Тягло — крестьянская семья, составляющая хозяйственную единицу.
— Я?.. нет, я не
то, — сказал Манилов, — но я не могу постичь… извините… я, конечно, не мог получить такого блестящего образования, какое, так сказать, видно во всяком вашем движении; не имею высокого искусства выражаться… Может
быть, здесь… в этом, вами сейчас выраженном изъяснении… скрыто другое… Может
быть, вы изволили выразиться так для красоты слога?
Здесь Манилов, сделавши некоторое движение головою, посмотрел очень значительно в лицо Чичикова, показав во всех чертах лица своего и в сжатых губах такое глубокое выражение, какого, может
быть, и не видано
было на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком умного министра, да и
то в минуту самого головоломного дела.
Каких гонений, каких преследований не испытал, какого горя не вкусил, а за что? за
то, что соблюдал правду, что
был чист на своей совести, что подавал руку и вдовице беспомощной, и сироте-горемыке!..
Манилов
был совершенно растроган. Оба приятеля долго жали друг другу руку и долго смотрели молча один другому в глаза, в которых видны
были навернувшиеся слезы. Манилов никак не хотел выпустить руки нашего героя и продолжал жать ее так горячо, что
тот уже не знал, как ее выручить. Наконец, выдернувши ее потихоньку, он сказал, что не худо бы купчую совершить поскорее и хорошо бы, если бы он сам понаведался в город. Потом взял шляпу и стал откланиваться.
— Сударыня! здесь, — сказал Чичиков, — здесь, вот где, — тут он положил руку на сердце, — да, здесь пребудет приятность времени, проведенного с вами! и поверьте, не
было бы для меня большего блаженства, как жить с вами если не в одном доме,
то, по крайней мере, в самом ближайшем соседстве.
Он думал о благополучии дружеской жизни, о
том, как бы хорошо
было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, [Бельведер — буквально: прекрасный вид; здесь: башня на здании.] что можно оттуда видеть даже Москву и там
пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах.
Этот чубарый конь
был сильно лукав и показывал только для вида, будто бы везет, тогда как коренной гнедой и пристяжной каурой масти, называвшийся Заседателем, потому что
был приобретен от какого-то заседателя, трудилися от всего сердца, так что даже в глазах их
было заметно получаемое ими от
того удовольствие.
Если бы Чичиков прислушался,
то узнал бы много подробностей, относившихся лично к нему; но мысли его так
были заняты своим предметом, что один только сильный удар грома заставил его очнуться и посмотреть вокруг себя; все небо
было совершенно обложено тучами, и пыльная почтовая дорога опрыскалась каплями дождя.
— Нет, барин, нигде не видно! — После чего Селифан, помахивая кнутом, затянул песню не песню, но что-то такое длинное, чему и конца не
было. Туда все вошло: все ободрительные и побудительные крики, которыми потчевают лошадей по всей России от одного конца до другого; прилагательные всех родов без дальнейшего разбора, как что первое попалось на язык. Таким образом дошло до
того, что он начал называть их наконец секретарями.
— Нет, барин, как можно, чтоб я
был пьян! Я знаю, что это нехорошее дело
быть пьяным. С приятелем поговорил, потому что с хорошим человеком можно поговорить, в
том нет худого; и закусили вместе. Закуска не обидное дело; с хорошим человеком можно закусить.
— Как милости вашей
будет завгодно, — отвечал на все согласный Селифан, — коли высечь,
то и высечь; я ничуть не прочь от
того. Почему ж не посечь, коли за дело, на
то воля господская. Оно нужно посечь, потому что мужик балуется, порядок нужно наблюдать. Коли за дело,
то и посеки; почему ж не посечь?
Только одна половина его
была озарена светом, исходившим из окон; видна
была еще лужа перед домом, на которую прямо ударял
тот же свет.
Между
тем псы заливались всеми возможными голосами: один, забросивши вверх голову, выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал бог знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого щенка, и все это, наконец, повершал бас, может
быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт в полном разливе: тенора поднимаются на цыпочки от сильного желания вывести высокую ноту, и все, что ни
есть, порывается кверху, закидывая голову, а он один, засунувши небритый подбородок в галстук, присев и опустившись почти до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла.
Слова хозяйки
были прерваны странным шипением, так что гость
было испугался; шум походил на
то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и, наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа таким звуком, как бы кто колотил палкой по разбитому горшку, после чего маятник пошел опять покойно щелкать направо и налево.
У нас не
то: у нас
есть такие мудрецы, которые с помещиком, имеющим двести душ,
будут говорить совсем иначе, нежели с
тем, у которого их триста, а с
тем, у которого их триста,
будут говорить опять не так, как с
тем, у которого их пятьсот, а с
тем, у которого их пятьсот, опять не так, как с
тем, у которого их восемьсот, — словом, хоть восходи до миллиона, всё найдутся оттенки.
— Право, я боюсь на первых-то порах, чтобы как-нибудь не понести убытку. Может
быть, ты, отец мой, меня обманываешь, а они
того… они больше как-нибудь стоят.
«Хорошо бы
было, — подумала между
тем про себя Коробочка, — если бы он забирал у меня в казну муку и скотину.
Он всегда так поспешно выдвигался и задвигался в
ту же минуту хозяином, что наверно нельзя сказать, сколько
было там денег.
Селифан
был во всю дорогу суров и с
тем вместе очень внимателен к своему делу, что случалося с ним всегда после
того, когда либо в чем провинился, либо
был пьян.
Хотя день
был очень хорош, но земля до такой степени загрязнилась, что колеса брички, захватывая ее, сделались скоро покрытыми ею, как войлоком, что значительно отяжелило экипаж; к
тому же почва
была глиниста и цепка необыкновенно.
То и другое
было причиною, что они не могли выбраться из проселков раньше полудня.
Старуха пошла копаться и принесла тарелку, салфетку, накрахмаленную до
того, что дыбилась, как засохшая кора, потом нож с пожелтевшею костяною колодочкою, тоненький, как перочинный, двузубую вилку и солонку, которую никак нельзя
было поставить прямо на стол.