Неточные совпадения
Дома были в
один, два и полтора этажа, с вечным мезонином, очень красивым, по мнению губернских архитекторов.
У тоненького в три года не остается ни
одной души, не заложенной в ломбард; у толстого спокойно, глядь — и явился где-нибудь в конце города
дом, купленный на имя жены, потом в другом конце другой
дом, потом близ города деревенька, потом и село со всеми угодьями.
Словом, ни
одного часа не приходилось ему оставаться
дома, и в гостиницу приезжал он с тем только, чтобы заснуть.
Только
одна половина его была озарена светом, исходившим из окон; видна была еще лужа перед
домом, на которую прямо ударял тот же свет.
Деревня показалась ему довольно велика; два леса, березовый и сосновый, как два крыла,
одно темнее, другое светлее, были у ней справа и слева; посреди виднелся деревянный
дом с мезонином, красной крышей и темно-серыми или, лучше, дикими стенами, —
дом вроде тех, как у нас строят для военных поселений и немецких колонистов.
Фронтон тоже никак не пришелся посреди
дома, как ни бился архитектор, потому что хозяин приказал
одну колонну сбоку выкинуть, и оттого очутилось не четыре колонны, как было назначено, а только три.
— Милушкин, кирпичник! мог поставить печь в каком угодно
доме. Максим Телятников, сапожник: что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо, и хоть бы в рот хмельного. А Еремей Сорокоплёхин! да этот мужик
один станет за всех, в Москве торговал,
одного оброку приносил по пятисот рублей. Ведь вот какой народ! Это не то, что вам продаст какой-нибудь Плюшкин.
Старый, обширный, тянувшийся позади
дома сад, выходивший за село и потом пропадавший в поле, заросший и заглохлый, казалось,
один освежал эту обширную деревню и
один был вполне живописен в своем картинном опустении.
Сделав
один или два поворота, герой наш очутился наконец перед самым
домом, который показался теперь еще печальнее.
В
доме были открыты все окна, антресоли были заняты квартирою учителя-француза, который славно брился и был большой стрелок: приносил всегда к обеду тетерек или уток, а иногда и
одни воробьиные яйца, из которых заказывал себе яичницу, потому что больше в целом
доме никто ее не ел.
Наконец последняя дочь, остававшаяся с ним в
доме, умерла, и старик очутился
один сторожем, хранителем и владетелем своих богатств.
С каждым годом притворялись окна в его
доме, наконец остались только два, из которых
одно, как уже видел читатель, было заклеено бумагою; с каждым годом уходили из вида более и более главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные произведения; покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно было ее рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль.
Почему у Прошки были такие большие сапоги, это можно узнать сейчас же: у Плюшкина для всей дворни, сколько ни было ее в
доме, были
одни только сапоги, которые должны были всегда находиться в сенях.
— Да будто
один Михеев! А Пробка Степан, плотник, Милушкин, кирпичник, Телятников Максим, сапожник, — ведь все пошли, всех продал! — А когда председатель спросил, зачем же они пошли, будучи людьми необходимыми для
дому и мастеровыми, Собакевич отвечал, махнувши рукой: — А! так просто, нашла дурь: дай, говорю, продам, да и продал сдуру! — Засим он повесил голову так, как будто сам раскаивался в этом деле, и прибавил: — Вот и седой человек, а до сих пор не набрался ума.
На вопрос, не делатель ли он фальшивых бумажек, он отвечал, что делатель, и при этом случае рассказал анекдот о необыкновенной ловкости Чичикова: как, узнавши, что в его
доме находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали
дом его и приставили караул, на каждую дверь по два солдата, и как Чичиков переменил их все в
одну ночь, так что на другой день, когда сняли печати, увидели, что все были ассигнации настоящие.
Но в жизни все меняется быстро и живо: и в
один день, с первым весенним солнцем и разлившимися потоками, отец, взявши сына, выехал с ним на тележке, которую потащила мухортая [Мухортая — лошадь с желтыми подпалинами.] пегая лошадка, известная у лошадиных барышников под именем сорóки; ею правил кучер, маленький горбунок, родоначальник единственной крепостной семьи, принадлежавшей отцу Чичикова, занимавший почти все должности в
доме.
На другой же день пугнул он всех до
одного, потребовал отчеты, увидел недочеты, на каждом шагу недостающие суммы, заметил в ту же минуту
дома красивой гражданской архитектуры, и пошла переборка.
Из поручений досталось ему, между прочим,
одно: похлопотать о заложении в опекунский совет [Опекунский совет — учреждение, ведавшее воспитательными
домами и занимавшееся также выдачей ссуд под залог имений.] нескольких сот крестьян.
Часто, право, думаю: «Ну, зачем столько ума дается в
одну голову? ну, что бы хоть каплю его в мою глупую, хоть бы на то, чтобы сумел
дом свой держать!
Неточные совпадения
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в
дом стороннего, особенно купцов! Если хоть
одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Здесь есть
один помещик, Добчинский, которого вы изволили видеть; и как только этот Добчинский куда-нибудь выйдет из
дому, то он там уж и сидит у жены его, я присягнуть готов…
Темны
дома крестьянские, //
Одна пристройка дедова // Сияла, как чертог.
Ни
дома уцелевшего, //
Одна тюрьма спасенная, // Недавно побеленная, // Как белая коровушка // На выгоне, стоит.
Две церкви в нем старинные, //
Одна старообрядская, // Другая православная, //
Дом с надписью: училище, // Пустой, забитый наглухо, // Изба в
одно окошечко, // С изображеньем фельдшера, // Пускающего кровь.