Неточные совпадения
Впрочем,
хотя эти деревца были не выше тростника, о них было сказано в газетах при описании иллюминации, что «город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день», и что при этом «было очень умилительно глядеть,
как сердца граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику».
Хотя, конечно, они лица не так заметные, и то, что называют второстепенные или даже третьестепенные,
хотя главные ходы и пружины поэмы не на них утверждены и разве кое-где касаются и легко зацепляют их, — но автор любит чрезвычайно быть обстоятельным во всем и с этой стороны, несмотря на то что сам человек русский,
хочет быть аккуратен,
как немец.
— Вы спрашиваете, для
каких причин? причины вот
какие: я
хотел бы купить крестьян… — сказал Чичиков, заикнулся и не кончил речи.
— А, нет! — сказал Чичиков. — Мы напишем, что они живы, так,
как стоит действительно в ревизской сказке. Я привык ни в чем не отступать от гражданских законов,
хотя за это и потерпел на службе, но уж извините: обязанность для меня дело священное, закон — я немею пред законом.
Последние слова понравились Манилову, но в толк самого дела он все-таки никак не вник и вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть,
как фагот. Казалось,
как будто он
хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства; но чубук хрипел, и больше ничего.
Манилов был совершенно растроган. Оба приятеля долго жали друг другу руку и долго смотрели молча один другому в глаза, в которых видны были навернувшиеся слезы. Манилов никак не
хотел выпустить руки нашего героя и продолжал жать ее так горячо, что тот уже не знал,
как ее выручить. Наконец, выдернувши ее потихоньку, он сказал, что не худо бы купчую совершить поскорее и хорошо бы, если бы он сам понаведался в город. Потом взял шляпу и стал откланиваться.
—
Как? вы уже
хотите ехать? — сказал Манилов, вдруг очнувшись и почти испугавшись.
— Прощайте, миленькие малютки! — сказал Чичиков, увидевши Алкида и Фемистоклюса, которые занимались каким-то деревянным гусаром, у которого уже не было ни руки, ни носа. — Прощайте, мои крошки. Вы извините меня, что я не привез вам гостинца, потому что, признаюсь, не знал даже, живете ли вы на свете, но теперь,
как приеду, непременно привезу. Тебе привезу саблю;
хочешь саблю?
— А верст шестьдесят будет.
Как жаль мне, что нечего вам покушать! не
хотите ли, батюшка, выпить чаю?
За огородами следовали крестьянские избы, которые
хотя были выстроены врассыпную и не заключены в правильные улицы, но, по замечанию, сделанному Чичиковым, показывали довольство обитателей, ибо были поддерживаемы
как следует: изветшавший тес на крышах везде был заменен новым; ворота нигде не покосились, а в обращенных к нему крестьянских крытых сараях заметил он где стоявшую запасную почти новую телегу, а где и две.
— Да
как же? Я, право, в толк-то не возьму. Нешто
хочешь ты их откапывать из земли?
— Куда ж еще вы их
хотели пристроить? Да, впрочем, ведь кости и могилы — все вам остается, перевод только на бумаге. Ну, так что же?
Как же? отвечайте, по крайней мере.
— Я дивлюсь,
как они вам десятками не снятся. Из одного христианского человеколюбия
хотел: вижу, бедная вдова убивается, терпит нужду… да пропади и околей со всей вашей деревней!..
Хотя день был очень хорош, но земля до такой степени загрязнилась, что колеса брички, захватывая ее, сделались скоро покрытыми ею,
как войлоком, что значительно отяжелило экипаж; к тому же почва была глиниста и цепка необыкновенно.
— Такая дрянь! — говорил Ноздрев, стоя перед окном и глядя на уезжавший экипаж. — Вон
как потащился! конек пристяжной недурен, я давно
хотел подцепить его. Да ведь с ним нельзя никак сойтиться. Фетюк, просто фетюк!
— Ну,
как ты себе
хочешь, а не сделаю, пока не скажешь, на что.
— Ну, так я ж тебе скажу прямее, — сказал он, поправившись, — только, пожалуйста, не проговорись никому. Я задумал жениться; но нужно тебе знать, что отец и мать невесты преамбиционные люди. Такая, право, комиссия: не рад, что связался,
хотят непременно, чтоб у жениха было никак не меньше трехсот душ, а так
как у меня целых почти полутораста крестьян недостает…
— Да мне хочется, чтобы у тебя были собаки. Послушай, если уж не
хочешь собак, так купи у меня шарманку, чудная шарманка; самому,
как честный человек, обошлась в полторы тысячи: тебе отдаю за девятьсот рублей.
— Ну, так
как же думаешь? — сказал Ноздрев, немного помолчавши. — Не
хочешь играть на души?
— Так ты не
хочешь доканчивать партии? — повторил Ноздрев с лицом, горевшим,
как в огне.
— А! так ты не можешь, подлец! когда увидел, что не твоя берет, так и не можешь! Бейте его! — кричал он исступленно, обратившись к Порфирию и Павлушке, а сам схватил в руку черешневый чубук. Чичиков стал бледен
как полотно. Он
хотел что-то сказать, но чувствовал, что губы его шевелились без звука.
Хотя бричка мчалась во всю пропалую и деревня Ноздрева давно унеслась из вида, закрывшись полями, отлогостями и пригорками, но он все еще поглядывал назад со страхом,
как бы ожидая, что вот-вот налетит погоня.
Хотя ему на часть и доставался всегда овес похуже и Селифан не иначе всыпал ему в корыто,
как сказавши прежде: «Эх ты, подлец!» — но, однако ж, это все-таки был овес, а не простое сено, он жевал его с удовольствием и часто засовывал длинную морду свою в корытца к товарищам поотведать,
какое у них было продовольствие, особливо когда Селифана не было в конюшне, но теперь одно сено… нехорошо; все были недовольны.
Везде поперек
каким бы ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая радость,
как иногда блестящий экипаж с золотой упряжью, картинными конями и сверкающим блеском стекол вдруг неожиданно пронесется мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушки, не видавшей ничего, кроме сельской телеги, и долго мужики стоят, зевая, с открытыми ртами, не надевая шапок,
хотя давно уже унесся и пропал из виду дивный экипаж.
Она теперь
как дитя, все в ней просто, она скажет, что ей вздумается, засмеется, где
захочет засмеяться.
Зодчий был педант и
хотел симметрии, хозяин — удобства и,
как видно, вследствие того заколотил на одной стороне все отвечающие окна и провертел на место их одно маленькое, вероятно понадобившееся для темного чулана.
— А, например,
как же цена?
хотя, впрочем, это такой предмет… что о цене даже странно…
Чичиков опять
хотел заметить, что и Пробки нет на свете; но Собакевича,
как видно, пронесло: полились такие потоки речей, что только нужно было слушать...
— Ну нет, не мечта! Я вам доложу, каков был Михеев, так вы таких людей не сыщете: машинища такая, что в эту комнату не войдет; нет, это не мечта! А в плечищах у него была такая силища,
какой нет у лошади;
хотел бы я знать, где бы вы в другом месте нашли такую мечту!
— Эк, право, затвердила сорока Якова одно про всякого,
как говорит пословица;
как наладили на два, так не
хотите с них и съехать. Вы давайте настоящую цену!
—
Как вы себе
хотите, я покупаю не для какой-либо надобности,
как вы думаете, а так, по наклонности собственных мыслей. Два с полтиною не
хотите — прощайте!
— Посидите одну минуточку, я вам сейчас скажу одно приятное для вас слово. — Тут Собакевич подсел поближе и сказал ему тихо на ухо,
как будто секрет: —
Хотите угол?
— Да я их отпирал, — сказал Петрушка, да и соврал. Впрочем, барин и сам знал, что он соврал, но уж не
хотел ничего возражать. После сделанной поездки он чувствовал сильную усталость. Потребовавши самый легкий ужин, состоявший только в поросенке, он тот же час разделся и, забравшись под одеяло, заснул сильно, крепко, заснул чудным образом,
как спят одни только те счастливцы, которые не ведают ни геморроя, ни блох, ни слишком сильных умственных способностей.
Купец, который на рысаке был помешан, улыбался на это с особенною,
как говорится, охотою и, поглаживая бороду, говорил: «Попробуем, Алексей Иванович!» Даже все сидельцы [Сиделец — приказчик, продавец в лавке.] обыкновенно в это время, снявши шапки, с удовольствием посматривали друг на друга и
как будто бы
хотели сказать: «Алексей Иванович хороший человек!» Словом, он успел приобресть совершенную народность, и мнение купцов было такое, что Алексей Иванович «хоть оно и возьмет, но зато уж никак тебя не выдаст».
— Нет, Павел Иванович!
как вы себе
хотите, это выходит избу только выхолаживать: на порог, да и назад! нет, вы проведите время с нами! Вот мы вас женим: не правда ли, Иван Григорьевич, женим его?
— Будет и невеста,
как не быть, все будет, все, что
хотите!..
Смеются вдвое в ответ на это обступившие его приближенные чиновники; смеются от души те, которые, впрочем, несколько плохо услыхали произнесенные им слова, и, наконец, стоящий далеко у дверей у самого выхода какой-нибудь полицейский, отроду не смеявшийся во всю жизнь свою и только что показавший перед тем народу кулак, и тот по неизменным законам отражения выражает на лице своем какую-то улыбку,
хотя эта улыбка более похожа на то,
как бы кто-нибудь собирался чихнуть после крепкого табаку.
Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не
захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут,
как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в русском вкусе.
Хотят непременно, чтобы все было написано языком самым строгим, очищенным и благородным, — словом,
хотят, чтобы русский язык сам собою опустился вдруг с облаков, обработанный
как следует, и сел бы им прямо на язык, а им бы больше ничего,
как только разинуть рты да выставить его.
Казалось,
как будто он
хотел взять их приступом; весеннее ли расположение подействовало на него, или толкал его кто сзади, только он протеснялся решительно вперед, несмотря ни на что; откупщик получил от него такой толчок, что пошатнулся и чуть-чуть удержался на одной ноге, не то бы, конечно, повалил за собою целый ряд; почтмейстер тоже отступился и посмотрел на него с изумлением, смешанным с довольно тонкой иронией, но он на них не поглядел; он видел только вдали блондинку, надевавшую длинную перчатку и, без сомнения, сгоравшую желанием пуститься летать по паркету.
Как ни велик был в обществе вес Чичикова,
хотя он и миллионщик, и в лице его выражалось величие и даже что-то марсовское и военное, но есть вещи, которых дамы не простят никому, будь он кто бы ни было, и тогда прямо пиши пропало!
Что Ноздрев лгун отъявленный, это было известно всем, и вовсе не было в диковинку слышать от него решительную бессмыслицу; но смертный, право, трудно даже понять,
как устроен этот смертный:
как бы ни была пошла новость, но лишь бы она была новость, он непременно сообщит ее другому смертному,
хотя бы именно для того только, чтобы сказать: «Посмотрите,
какую ложь распустили!» — а другой смертный с удовольствием преклонит ухо,
хотя после скажет сам: «Да это совершенно пошлая ложь, не стоящая никакого внимания!» — и вслед за тем сей же час отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе с ним воскликнуть с благородным негодованием: «
Какая пошлая ложь!» И это непременно обойдет весь город, и все смертные, сколько их ни есть, наговорятся непременно досыта и потом признают, что это не стоит внимания и не достойно, чтобы о нем говорить.
Это название она приобрела законным образом, ибо, точно, ничего не пожалела, чтобы сделаться любезною в последней степени,
хотя, конечно, сквозь любезность прокрадывалась ух
какая юркая прыть женского характера! и
хотя подчас в каждом приятном слове ее торчала ух
какая булавка! а уж не приведи бог, что кипело в сердце против той, которая бы пролезла как-нибудь и чем-нибудь в первые.
— Уж
как вы
хотите, я ни за что не стану подражать этому.
— Она вам тетка еще бог знает
какая: с мужниной стороны… Нет, Софья Ивановна, я и слышать не
хочу, это выходит: вы мне
хотите нанесть такое оскорбленье… Видно, я вам наскучила уже, видно, вы
хотите прекратить со мною всякое знакомство.
— Но, однако ж, я бы все
хотела знать,
какие ваши насчет этого мысли?
Мертвые души, губернаторская дочка и Чичиков сбились и смешались в головах их необыкновенно странно; и потом уже, после первого одурения, они
как будто бы стали различать их порознь и отделять одно от другого, стали требовать отчета и сердиться, видя, что дело никак не
хочет объясниться.
Наверное, впрочем, неизвестно,
хотя в показаниях крестьяне выразились прямо, что земская полиция был-де блудлив,
как кошка, и что уже не раз они его оберегали и один раз даже выгнали нагишом из какой-то избы, куда он было забрался.
Все это укладывалось
как попало; он
хотел непременно быть готовым с вечера, чтобы назавтра не могло случиться никакой задержки.
Русь! чего же ты
хочешь от меня?
какая непостижимая связь таится между нами?