Неточные совпадения
Приехавши же в Диканьку, спросите только первого попавшегося навстречу мальчишку, пасущего в запачканной рубашке гусей: «А где живет пасичник Рудый Панько?» — «А вот там!» —
скажет он, указавши пальцем, и, если
хотите, доведет вас до самого хутора.
Очнувшись, снял он со стены дедовскую нагайку и уже
хотел было покропить ею спину бедного Петра, как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил ручонками его за ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у отца сердце не каменное: повесивши нагайку на стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься в хате или хоть только под окнами, то слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей!»
Сказавши это, дал он ему легонькою рукою стусана в затылок, так что Петрусь, невзвидя земли, полетел стремглав.
— Что? —
сказал он, будто проснувшись. — Что я
хочу жениться, а ты выйти за меня замуж — говорил.
— Нет, я не
хочу быть вороном! —
сказала девушка, изнемогая от усталости. — Мне жалко отнимать цыпленков у бедной матери!
— Вот что! —
сказал голова, разинувши рот. — Слышите ли вы, слышите ли: за все с головы спросят, и потому слушаться! беспрекословно слушаться! не то, прошу извинить… А тебя, — продолжал он, оборотясь к Левку, — вследствие приказания комиссара, —
хотя чудно мне, как это дошло до него, — я женю; только наперед попробуешь ты нагайки! Знаешь — ту, что висит у меня на стене возле покута? Я поновлю ее завтра… Где ты взял эту записку?
—
Сказавши это, шинкарь ушел в свою конуру и не
хотел больше говорить ни слова.
Сказавши это, он уже и досадовал на себя, что
сказал. Ему было очень неприятно тащиться в такую ночь; но его утешало то, что он сам нарочно этого
захотел и сделал-таки не так, как ему советовали.
— Что мне до матери? ты у меня мать, и отец, и все, что ни есть дорогого на свете. Если б меня призвал царь и
сказал: «Кузнец Вакула, проси у меня всего, что ни есть лучшего в моем царстве, все отдам тебе. Прикажу тебе сделать золотую кузницу, и станешь ты ковать серебряными молотами». — «Не
хочу, —
сказал бы я царю, — ни каменьев дорогих, ни золотой кузницы, ни всего твоего царства: дай мне лучше мою Оксану!»
Красавица казалась удивленною,
хотела что-то
сказать, но кузнец махнул рукою и убежал.
Мороз подрал по коже кузнеца; испугавшись и побледнев, не знал он, что делать; уже
хотел перекреститься… Но черт, наклонив свое собачье рыльце ему на правое ухо,
сказал...
— Вишь, какого человека кинуло в мешок! —
сказал ткач, пятясь от испугу. — Хоть что
хочешь говори, хоть тресни, а не обошлось без нечистой силы. Ведь он не пролезет в окошко!
— А ты думал кто? —
сказал Чуб, усмехаясь. — Что, славную я выкинул над вами штуку? А вы небось
хотели меня съесть вместо свинины? Постойте же, я вас порадую: в мешке лежит еще что-то, — если не кабан, то, наверно, поросенок или иная живность. Подо мною беспрестанно что-то шевелилось.
Он
хотел не то
сказать, он
хотел спросить: «Как ты, голова, залез в этот мешок?» — но сам не понимал, как выговорил совершенно другое.
«Теперь пора! Царица спрашивает, чего
хотите!» —
сказал сам себе кузнец и вдруг повалился на землю.
Обрадованный таким благосклонным вниманием, кузнец уже
хотел было расспросить хорошенько царицу о всем: правда ли, что цари едят один только мед да сало, и тому подобное; но, почувствовав, что запорожцы толкают его под бока, решился замолчать; и когда государыня, обратившись к старикам, начала расспрашивать, как у них живут на Сечи, какие обычаи водятся, — он, отошедши назад, нагнулся к карману,
сказал тихо: «Выноси меня отсюда скорее!» — и вдруг очутился за шлагбаумом.
— Думай себе что
хочешь, —
сказал Данило, — думаю и я себе. Слава богу, ни в одном еще бесчестном деле не был; всегда стоял за веру православную и отчизну, — не так, как иные бродяги таскаются бог знает где, когда православные бьются насмерть, а после нагрянут убирать не ими засеянное жито. На униатов [Униаты — принявшие унию, то есть объединение православной церкви с католической под властью римского папы.] даже не похожи: не заглянут в Божию церковь. Таких бы нужно допросить порядком, где они таскаются.
В непродолжительном времени об Иване Федоровиче везде пошли речи как о великом хозяине. Тетушка не могла нарадоваться своим племянником и никогда не упускала случая им похвастаться. В один день, — это было уже по окончании жатвы, и именно в конце июля, — Василиса Кашпоровна, взявши Ивана Федоровича с таинственным видом за руку,
сказала, что она теперь
хочет поговорить с ним о деле, которое с давних пор уже ее занимает.
— Я вам
скажу, — продолжал все так же своему соседу Иван Иванович, показывая вид, будто бы он не слышал слов Григория Григорьевича, — что прошлый год, когда я отправлял их в Гадяч, давали по пятидесяти копеек за штуку. И то еще не
хотел брать.
— А! —
сказала тетушка, будучи довольна замечанием Ивана Федоровича, который, однако ж, не имел и в мыслях
сказать этим комплимент. — Какое ж было на ней платье?
хотя, впрочем, теперь трудно найти таких плотных материй, какая вот хоть бы, например, у меня на этом капоте. Но не об этом дело. Ну, что ж, ты говорил о чем-нибудь с нею?
— Насчет гречихи я не могу вам
сказать: это часть Григория Григорьевича. Я уже давно не занимаюсь этим; да и не могу: уже стара! В старину у нас, бывало, я помню, гречиха была по пояс, теперь бог знает что.
Хотя, впрочем, и говорят, что теперь все лучше. — Тут старушка вздохнула; и какому-нибудь наблюдателю послышался бы в этом вздохе вздох старинного осьмнадцатого столетия.