— От свинцу, от работы. Сперва завалы делаются, пишши никакой не захочется, потом человек ослабнет, а там
положили в больницу, и умер. Вот я теперь ничего не ем, только чаем и живу, да водки когда выпью при получке…
Неточные совпадения
— Что ж делать, барин! Не вы первый, не вы последний! Трудно только вам будет здесь без привычки, народ-от мрет больно! Вот сейчас подпоручика Шалеева
в больницу увезли, два года вытрубил у нас, надо
полагать, не встанет, ослаб!
А вот рядом с ним, где теперь мальчишка спит, офицер жил, да
в больницу отправили, умрет, надо
полагать.
Бесконечное страдание и сострадание были в лице ее, когда она, восклицая, указывала на несчастного. Он сидел в кресле, закрыв лицо руками. И она была права: это был человек в белой горячке и безответственный; и, может быть, еще три дня тому уже безответственный. Его в то же утро
положили в больницу, а к вечеру у него уже было воспаление в мозгу.
На другой же день пришлось отправить в богоугодное заведение — в сумасшедший дом — несчастную Пашку, которая окончательно впала в слабоумие. Доктора сказали, что никакой нет надежды на то, чтобы она когда-нибудь поправилась. И в самом деле, она, как ее
положили в больнице на полу, на соломенный матрац, так и не вставала с него до самой смерти, все более и более погружаясь в черную, бездонную пропасть тихого слабоумия, но умерла она только через полгода от пролежней и заражения крови.
Неточные совпадения
— То же самое и
в больнице, говоря с вами, разумел, а только
полагал, что вы и без лишних слов поймете и прямого разговора не желаете сами, как самый умный человек-с.
В начале зимы его перевезли
в Лефортовский гошпиталь; оказалось, что
в больнице не было ни одной пустой секретной арестантской комнаты; за такой безделицей останавливаться не стоило: нашелся какой-то отгороженный угол без печи, —
положили больного
в эту южную веранду и поставили к нему часового. Какова была температура зимой
в каменном чулане, можно понять из того, что часовой ночью до того изнемог от стужи, что пошел
в коридор погреться к печи, прося Сатина не говорить об этом дежурному.
Утром, когда Кузьмич выпускал пар, он спросонья совсем не заметил спавшего под краном Тараска и выпустил струю горячего пара на него. Сейчас слышался только детский прерывавшийся крик, и, ворвавшись
в корпус, Наташка увидела только широкую спину фельдшера, который накладывал вату прямо на обваренное лицо кричавшего Тараска. Собственно лица не было, а был сплошной пузырь… Тараска
положили на чью-то шубу, вынесли на руках из корпуса и отправили
в заводскую
больницу.
Каторжный этот был Степан, Он заболел рожей на голове, и его перевели
в больницу и
положили рядом с Прокофьем.
В грудах обломков и пепла найдено было 11 трупов. Детей
клали в один гроб по несколько. Похороны представляли печальную картину:
в телегах везли их на Мызинское кладбище. Кладбищ
в Орехово-Зуеве было два: одно Ореховское, почетное, а другое Мызинское, для остальных. Оно находилось
в полуверсте от церкви
в небольшом сосновом лесу на песчаном кургане. Там при мне похоронили 16 умерших
в больнице и 11 найденных на пожарище.