А где, бишь, мой рассказ несвязный? //
В Одессе пыльной, я сказал. // Я б мог сказать:
в Одессе грязной — // И тут бы, право, не солгал. //
В году недель пять-шесть Одесса, // По воле бурного Зевеса, // Потоплена, запружена, //
В густой
грязи погружена. // Все домы на аршин загрязнут, // Лишь на ходулях пешеход // По улице дерзает вброд; // Кареты, люди
тонут, вязнут, // И
в дрожках вол, рога склоня, // Сменяет хилого коня.
— Ничего вы не понимаете, барышня, — довольно резко ответил Галактион уже серьезным
тоном. — Да, не понимаете… Писал-то доктор действительно пьяный, и барышне такие слова, может быть, совсем не подходят, а только все это правда. Уж вы меня извините, а действительно мы так и живем… по-навозному. Зарылись
в своей
грязи и знать ничего не хотим… да. И еще нам же смешно, вот как мне сейчас.
— О храме божием… чтобы благолепие дух возбуждало; а то мужик
в своей курной избе, он весь
в грязи тонет. Надо его хоть на один час
в неделю от этого оторвать. Это наша обязанность.
То грезилось господину Голядкину, что находится он
в одной прекрасной компании, известной своим остроумием и благородным
тоном всех лиц, ее составляющих; что господин Голядкин
в свою очередь отличился
в отношении любезности и остроумия, что все его полюбили, даже некоторые из врагов его, бывших тут же, его полюбили, что очень приятно было господину Голядкину; что все ему отдали первенство и что, наконец, сам господин Голядкин с приятностью подслушал, как хозяин тут же, отведя
в сторону кой-кого из гостей, похвалил господина Голядкина… и вдруг, ни с того ни с сего, опять явилось известное своею неблагонамеренностью и зверскими побуждениями лицо,
в виде господина Голядкина-младшего, и тут же, сразу,
в один миг, одним появлением своим, Голядкин-младший разрушал все торжество и всю славу господина Голядкина-старшего, затмил собою Голядкина-старшего, втоптал
в грязь Голядкина-старшего и, наконец, ясно доказал, что Голядкин-старший и вместе с тем настоящий — вовсе не настоящий, а поддельный, а что он настоящий, что, наконец, Голядкин-старший вовсе не то, чем он кажется, а такой-то и сякой-то и, следовательно, не должен и не имеет права принадлежать к обществу людей благонамеренных и хорошего
тона.