Неточные совпадения
В одной
продавали дешевые меха, в
другой — старую, чиненую обувь, в третьей — шерсть и бумагу, в четвертой — лоскут, в пятой — железный и медный лом…
Эти приемы всегда имели успех: и сконфуженный студент, и горемыка-мать, и купчиха уступали свои вещи за пятую часть стоимости, только видавший виды чиновник равнодушно твердит свое да еще заступается за
других, которых маклаки собираются обжулить. В конце концов, он
продает свой собачий воротник за подходящую цену, которую ему дают маклаки, чтобы только он «не отсвечивал».
Этюды с этих лисичек и
другие классные работы можно было встретить и на Сухаревке, и у продавцов «под воротами». Они попадали туда после просмотра их профессорами на отчетных закрытых выставках, так как их было девать некуда, а на ученические выставки классные работы не принимались, как бы хороши они ни были. За гроши
продавали их ученики кому попало, а встречались иногда среди школьных этюдов вещи прекрасные.
Но и тех и
других продавцы в лавках и продавцы на улицах одинаково обвешивают и обсчитывают, не отличая бедного от богатого, — это был старый обычай охотнорядских торговцев, неопровержимо уверенных — «не обманешь — не
продашь».
Подсчитал барыши — выгоднее, чем Елисееву
продавать, да и бумажки золотые в барышах. На
другой день опять принес в гимназию.
Незнамов. Нет, говори, говори! Мне нужно знать все. От этого зависит… Не поймешь ты, вот чего я боюсь. Ведь я круглый сирота, брошенный в омут бессердечных людей, которые грызутся из-за куска хлеба, за рубль
продают друг друга; и вдруг я встречаю участие, ласку — и от кого же? От женщины, которой слава гремит, с которой всякий считает за счастие хоть поговорить! Поверишь ли ты, поверишь ли, я вчера в первый раз в жизни видел ласку матери!
— Н-ну их, подлецов… Кланяться за свой труд… Не хочу, подлецы! Эксплуататоры! Десять рублей в месяц… Ну, в трущобе я… В трущобе… А вы, франты, не в трущобе… а? Да черти вас возьми… Холуи… Я здесь зато сам по себе… Я никого не боюсь… Я голоден — меня накормят… Опохмелят… У меня есть — я накормлю… Вот это по-товарищески… А вы… Тьфу! Вы только едите друг друга… Ради прибавки жалованья, ради заслуг каких-то
продаете других, топите их… как меня утопили… За что меня? А? За что?! — кричал Корпелкин, валясь на пол…
Впрочем, если б Степанов мог выдержать, переждать, то получил бы большие выгоды; но он не мог этого сделать,
продал другую половину экземпляров за бесценок, и потерпел даже небольшой убыток.
Пресмыкаюсь, обманываю,
продаю других, себя; самое добро, которое делаю, должен похищать, как тать, приобретя, не могу назвать своим.
Неточные совпадения
— А в чем же? шутишь,
друг! // Дрянь, что ли, сбыть желательно? // А мы куда с ней денемся? // Шалишь! Перед крестьянином // Все генералы равные, // Как шишки на ели: // Чтобы
продать плюгавого,
Дома Кузьма передал Левину, что Катерина Александровна здоровы, что недавно только уехали от них сестрицы, и подал два письма. Левин тут же, в передней, чтобы потом не развлекаться, прочел их. Одно было от Соколова, приказчика. Соколов писал, что пшеницу нельзя
продать, дают только пять с половиной рублей, а денег больше взять неоткудова.
Другое письмо было от сестры. Она упрекала его за то, что дело ее всё еще не было сделано.
Он был беден, мечтал о миллионах, а для денег не сделал бы лишнего шага: он мне раз говорил, что скорее сделает одолжение врагу, чем
другу, потому что это значило бы
продавать свою благотворительность, тогда как ненависть только усилится соразмерно великодушию противника.
—
Продать я не хочу, это будет не по-приятельски. Я не стану снимать плевы с черт знает чего. В банчик —
другое дело. Прокинем хоть талию! [Талия — карточная игра.]
Хотя я знаю, что это будет даже и не в урок
другим, потому что наместо выгнанных явятся
другие, и те самые, которые дотоле были честны, сделаются бесчестными, и те самые, которые удостоены будут доверенности, обманут и
продадут, — несмотря на все это, я должен поступить жестоко, потому что вопиет правосудие.