Неточные совпадения
Они являлись
в клуб обедать и уходили после ужина.
В карты они не
играли, а целый вечер сидели
в клубе, пили, ели, беседовали со знакомыми или проводили время
в читальне, надо заметить, всегда довольно пустой, хотя
клуб имел прекрасную библиотеку и выписывал все русские и многие иностранные журналы.
В Петровском парке
в это время было два театра: огромный деревянный Петровский, бывший казенный, где по временам, с разрешения Арапова, по праздникам
играла труппа А. А. Рассказова, и летний театр Немецкого
клуба на другом конце парка, на дачах Киргофа.
В дом Шереметева
клуб переехал после пожара, который случился
в доме Спиридонова поздней ночью, когда уж публика из нижних зал разошлась и только вверху,
в тайной комнате,
играли в «железку» человек десять крупных игроков. Сюда не доносился шум из нижнего этажа, не слышно было пожарного рожка сквозь глухие ставни. Прислуга
клуба с первым появлением дыма ушла из дому. К верхним игрокам вбежал мальчуган-карточник и за ним лакей, оба с испуганными лицами, приотворили дверь, крикнули: «Пожар!» — и скрылись.
В большой зале бывшего Шереметевского дворца на Воздвиженке, где
клуб давал маскарады, большие обеды, семейные и субботние ужины с хорами певиц, была устроена сцена. На ней
играли любители, составившие потом труппу Московского Художественного театра.
А там грянула империалистическая война. Половина
клуба была отдана под госпиталь. Собственно говоря, для
клуба остались прихожая, аванзал, «портретная», «кофейная», большая гостиная, читальня и столовая. А все комнаты, выходящие на Тверскую, пошли под госпиталь. Были произведены перестройки. Для игры «инфернальная» была заменена большой гостиной, где метали баккара, на поставленных посредине столах
играли в «железку», а
в «детской», по-старому, шли игры по маленькой.
При Купеческом
клубе был тенистый сад, где члены
клуба летом обедали, ужинали и на широкой террасе встречали солнечный восход,
играя в карты или чокаясь шампанским. Сад выходил
в Козицкий переулок, который прежде назывался Успенским, но с тех пор, как статс-секретарь Екатерины II Козицкий выстроил на Тверской дворец для своей красавицы жены, сибирячки-золотопромышленницы Е. И. Козицкой, переулок стал носить ее имя и до сих пор так называется.
За все время, пока он живет в Дялиже, любовь к Котику была его единственной радостью и, вероятно, последней. По вечерам он
играет в клубе в винт и потом сидит один за большим столом и ужинает. Ему прислуживает лакей Иван, самый старый и почтенный, подают ему лафит № 17, и уже все — и старшины клуба, и повар, и лакей — знают, что он любит и чего не любит, стараются изо всех сил угодить ему, а то, чего доброго, рассердится вдруг и станет стучать палкой о пол.
Эти вызовы производили на Карачунского страшно двойственное впечатление: знакомый человек, с которым он много раз
играл в клубе в карты и встречался у знакомых, и вдруг начинает официальным тоном допрашивать о звании, имени, отчестве, фамилии, общественном положении и подробностях передачи казенных промыслов.
Даже жандармский полковник сознавал это и хотя,
играя в клубе в карты, запускал по временам глазуна в сторону какого-нибудь «политического», но делал это почти машинально, потому только, что уж служба его такая.
Не только представители партий, но и их клиенты не вели взаимного хлебосольства,
играли в клубе в карты особняком, не целовались, а только, в крайнем случае, сухо раскланивались между собой.
Неточные совпадения
— Ты влюбился
в эту гадкую женщину, она обворожила тебя. Я видела по твоим глазам. Да, да! Что ж может выйти из этого? Ты
в клубе пил, пил,
играл и потом поехал… к кому? Нет, уедем… Завтра я уеду.
Сядет
в карету, «
в клуб!» — крикнет, а там,
в клубе-то,
в звездах руку жмут, играет-то не по пятачку, а обедает-то, обедает — ах!
В Узле он все ночи проводил
в игорных залах Общественного
клуба, где начал
играть по крупной
в компании Ивана Яковлича.
Были тут игроки, как он, от нечего делать; были игроки, которые появлялись
в клубе периодически, чтобы спустить месячное жалованье; были игроки, которые
играли с серьезными надутыми лицами, точно совершая таинство; были игроки-шутники, игроки-забулдыги; игроки, с которыми
играли только из снисхождения, когда других не было; были, наконец, игроки по профессии, великие специалисты, чародеи и магики.
Тотчас же составилась партия, и Лопухов уселся
играть. Академия на Выборгской стороне — классическое учреждение по части карт. Там не редкость, что
в каком-нибудь нумере (т, е.
в комнате казенных студентов)
играют полтора суток сряду. Надобно признаться, что суммы, находящиеся
в обороте на карточных столах, там гораздо меньше, чем
в английском
клубе, но уровень искусства игроков выше. Сильно игрывал
в свое-то есть
в безденежное — время и Лопухов.