Неточные совпадения
Но раз был
случай, когда они все жадной волчьей стаей или, вернее, стаей пугливого воронья набросились на крупную добычу.
Это было
в восьмидесятых годах.
Помню еще, что сын владельца музея
В. М. Зайцевский, актер и рассказчик, имевший
в свое время успех на сцене, кажется, существовал только актерским некрупным заработком, умер
в начале
этого столетия. Его знали под другой, сценической фамилией, а друзья, которым он
в случае нужды помогал щедрой рукой, звали его просто — Вася Днепров.
В тот день, когда произошла история с дыркой, он подошел ко мне на ипподроме за советом: записывать ли ему свою лошадь на следующий приз, имеет ли она шансы? На подъезде, после окончания бегов, мы случайно еще раз встретились, и он предложил по
случаю дождя довезти меня
в своем экипаже до дому. Я отказывался, говоря, что еду на Самотеку, а
это ему не по пути, но он уговорил меня и, отпустив кучера, лихо домчал
в своем шарабане до Самотеки, где я зашел к моему старому другу художнику Павлику Яковлеву.
Здесь игра начиналась не раньше двух часов ночи, и бывали
случаи, что игроки засиживались
в этой комнате вплоть до открытия клуба на другой день,
в семь часов вечера, и, отдохнув тут же на мягких диванах, снова продолжали игру.
Бывали здесь богатые купеческие свадьбы, когда около дома стояли чудные запряжки; бывали и небогатые, когда стояли вдоль бульвара кареты, вроде театральных, на клячах которых
в обыкновенное время возили актеров императорских театров на спектакли и репетиции. У
этих карет иногда проваливалось дно, и ехавшие бежали по мостовой, вопя о спасении… Впрочем,
это было безопасно, потому что заморенные лошади еле двигались… Такой
случай в восьмидесятых годах был на Петровке и закончился полицейским протоколом.
Был
случай, когда свадебная карета —
этот стеклянный фонарь, где сидели разодетые
в пух и прах невеста с женихом, — проезжала
в одном из переулков
в Хапиловке.
Этой чисто купеческой привычкой насмехаться и глумиться над беззащитными некоторые половые умело пользовались. Они притворялись оскорбленными и выуживали «на чай». Был такой у Турина половой Иван Селедкин.
Это была его настоящая фамилия, но он ругался, когда его звали по фамилии, а не по имени. Не то, что по фамилии назовут, но даже
в том
случае, если гость прикажет подать селедку, он свирепствует...
Много таких предметов для насмешек было, но иногда
эти насмешки и горем отзывались. Так, половой
в трактире Лопашова, уже старик, действительно не любил, когда ему с усмешкой заказывали поросенка.
Это напоминало ему горький
случай из его жизни.
Это все знали, и являвшийся к нему богатый купец или барин-делец курил копеечную сигару и пил чай за шесть копеек, затем занимал десятки тысяч под вексель. По мелочам Карташев не любил давать. Он брал огромные проценты, но обращаться
в суд избегал, и были
случаи, что деньги за должниками пропадали.
— Послушайте, — сказал он с явным беспокойством, — вы, верно, забыли про их заговор?.. Я не умею зарядить пистолета, но
в этом случае… Вы странный человек! Скажите им, что вы знаете их намерение, и они не посмеют… Что за охота! подстрелят вас как птицу…
Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя
в глаза ему, говорит про себя.)А попрошу-ка я у
этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный со мною
случай:
в дороге совершенно издержался. Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах
в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при
случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть
эта распространяется только на мелочи и состоит
в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается
в разные платья
в продолжение пьесы.
Хлестаков. Да, и
в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё
случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же
в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная
в мыслях. Все
это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все
это я написал.
Сделавши
это, он улыбнулся.
Это был единственный
случай во всей многоизбиенной его жизни, когда
в лице его мелькнуло что-то человеческое.
"
В первый раз сегодня я понял, — писал он по
этому случаю Пфейферше, — что значит слова: всладце уязви мя, которые вы сказали мне при первом свидании, дорогая сестра моя по духу!