Неточные совпадения
И
в центре стола ставился бочонок с пивом, перед ним сидел сам «дядя Володя», а дежурный по «среде» виночерпий
разливал пиво.
Сбитенщики
разливали, по копейке за стакан, горячий сбитень — любимый тогда медовый напиток, согревавший извозчиков и служащих, замерзавших
в холодных лавках.
Были у водочника Петра Смирнова два приказчика — Карзин и Богатырев. Отошли от него и открыли свой винный погреб
в Златоустинском переулке, стали
разливать свои вина, — конечно, мерзость. Вина эти не шли. Фирма собиралась уже прогореть, но, на счастье, пришел к ним однажды оборванец и предложил некоторый проект, а когда еще показал им свой паспорт, то оба
в восторг пришли:
в паспорте значилось — мещанин Цезарь Депре…
В два «небанных» дня недели — понедельник и вторник — мальчики мыли бутылки и помогали
разливать квас, которым торговали
в банях, а
в «банные» дни готовили веники, которых выходило, особенно по субботам и накануне больших праздников,
в некоторых банях по три тысячи штук.
Разлили по тарелкам горячее… Кончилось чоканье рюмками… Сразу все замолкло — лишь за столом молодежи
в соседней комнате шумно кипела жизнь.
Среди московских трактиров был один-единственный, где раз
в году, во время весеннего
разлива, когда с верховьев Москвы-реки приходили плоты с лесом и дровами, можно было видеть деревню. Трактир этот, обширный и грязный, был
в Дорогомилове, как раз у Бородинского моста, на берегу Москвы-реки.
Кипяток
в семь часов
разливали по стаканам без блюдечек, ставили стаканы на каток, а рядом — огромный медный чайник с заваренным для колера цикорием. Кухарка (
в мастерских ее звали «хозяйка») подавала по куску пиленого сахара на человека и нарезанный толстыми ломтями черный хлеб. Посуду убирали мальчики. За обедом тоже служили мальчики. И так было во всей Москве — и
в больших мастерских, и у «грызиков».
Впрочем, один раз в моей жизни, когда я бродил по колени
в разливе реки Бугуруслана, между частыми кустами, налетел на меня лебедь довольно близко; я ударил его обыкновенною утиною дробью: лебедь покачнулся, пошел книзу, и улетел из виду.
Большая (и с большою грязью) дорога шла каймою около сада и впадала в реку; река была
в разливе; на обоих берегах стояли телеги, повозки, тарантасы, отложенные лошади, бабы с узелками, солдаты и мещане; два дощаника ходили беспрерывно взад и вперед; битком набитые людьми, лошадьми и экипажами, они медленно двигались на веслах, похожие на каких-то ископаемых многоножных раков, последовательно поднимавших и опускавших свои ноги; разнообразные звуки доносились до ушей сидевших: скрип телег, бубенчики, крик перевозчиков и едва слышный ответ с той стороны, брань торопящихся пассажиров, топот лошадей, устанавливаемых на дощанике, мычание коровы, привязанной за рога к телеге, и громкий разговор крестьян на берегу, собравшихся около разложенного огня.
Для уженья в полоях, то есть
в разливе пруда, проросшего травой и камышами, как это особенно бывает в губерниях черноземных, надобно выбирать местечки поглубже, не заросшие травой или камышом.
Дорога шла серединой глубокой и широкой балки, [Балка на кавказском наречии значит овраг, ущелье.] подле берега небольшой речки, которая в это время играла, то есть была
в разливе.
Неточные совпадения
И Левину вспомнилась недавняя сцена с Долли и ее детьми. Дети, оставшись одни, стали жарить малину на свечах и лить молоко фонтаном
в рот. Мать, застав их на деле, при Левине стала внушать им, какого труда стоит большим то, что они разрушают, и то, что труд этот делается для них, что если они будут бить чашки, то им не из чего будет пить чай, а если будут
разливать молоко, то им нечего будет есть, и они умрут с голоду.
В задумчивости и
в каком-то бессмысленном рассуждении о странности положения своего стал он
разливать чай, как вдруг отворилась дверь его комнаты и предстал Ноздрев никак неожиданным образом.
Между тем псы заливались всеми возможными голосами: один, забросивши вверх голову, выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал бог знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого щенка, и все это, наконец, повершал бас, может быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт
в полном
разливе: тенора поднимаются на цыпочки от сильного желания вывести высокую ноту, и все, что ни есть, порывается кверху, закидывая голову, а он один, засунувши небритый подбородок
в галстук, присев и опустившись почти до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла.
Богат, хорош собою, Ленский // Везде был принят как жених; // Таков обычай деревенский; // Все дочек прочили своих // За полурусского соседа; // Взойдет ли он, тотчас беседа // Заводит слово стороной // О скуке жизни холостой; // Зовут соседа к самовару, // А Дуня
разливает чай, // Ей шепчут: «Дуня, примечай!» // Потом приносят и гитару; // И запищит она (Бог мой!): // Приди
в чертог ко мне златой!..
Говор народа, топот лошадей и телег, веселый свист перепелов, жужжание насекомых, которые неподвижными стаями вились
в воздухе, запах полыни, соломы и лошадиного пота, тысячи различных цветов и теней, которые
разливало палящее солнце по светло-желтому жнивью, синей дали леса и бело-лиловым облакам, белые паутины, которые носились
в воздухе или ложились по жнивью, — все это я видел, слышал и чувствовал.