С той поры он возненавидел Балашова и все мечтал объехать его во что бы то ни стало. Шли сезоны, а он все приходил в хвосте или совсем последним. Каждый раз брал билет на себя в тотализаторе — и это иногда был единственный билет на его лошадь. Публика при выезде его на старт смеялась, а во
время бега, намекая на профессию хозяина, кричала...
Неточные совпадения
И вот, когда полиция после полуночи окружила однажды дом для облавы и заняла входы, в это
время возвращавшиеся с ночной добычи «иваны» заметили неладное, собрались в отряды и ждали в засаде. Когда полиция начала врываться в дом, они, вооруженные, бросились сзади на полицию, и началась свалка. Полиция, ворвавшаяся в дом, встретила сопротивление портяночников изнутри и налет «Иванов» снаружи. Она позорно
бежала, избитая и израненная, и надолго забыла о новой облаве.
Бывали здесь богатые купеческие свадьбы, когда около дома стояли чудные запряжки; бывали и небогатые, когда стояли вдоль бульвара кареты, вроде театральных, на клячах которых в обыкновенное
время возили актеров императорских театров на спектакли и репетиции. У этих карет иногда проваливалось дно, и ехавшие
бежали по мостовой, вопя о спасении… Впрочем, это было безопасно, потому что заморенные лошади еле двигались… Такой случай в восьмидесятых годах был на Петровке и закончился полицейским протоколом.
Время от
времени сам стал брать вожжи в руки, научился править, плохую лошаденку сменил на бракованного рысачка, стал настоящим «пыльником», гонялся по Петербургскому шоссе от заставы до
бегов, до трактира «Перепутье», где собирались часа за два до
бегов второсортные спортсмены, так же как и он, пылившие в таких же шарабанчиках и в трактире обсуждавшие шансы лошадей, а их кучера сидели на шарабанах и ждали своих хозяев.
Сразу узнал его — мы десятки раз встречались на разных торжествах и, между прочим, на
бегах и скачках, где он нередко бывал, всегда во
время антрактов скрываясь где-нибудь в дальнем углу, ибо, как он говорил: «Не подобает бывать духовной особе на конском ристалище, начальство увидит, а я до коней любитель!»
И сама
побежала с ним. Любовник в это
время ушел, а сосед всю эту историю видел и рассказал ее в селе, а там односельчане привезли в Москву и дразнили несчастного до старости… Иногда даже плакал старик.
Изредка бывал здесь В. А. Гольцев, раз был во
время какого-то
побега Герман Лопатин.
В прежние
времена неслись мимо этих ворот дорогие запряжки прожигателей жизни на скачки и на
бега — днем, а по ночам — в загородные рестораны — гуляки на «ечкинских» и «ухарских» тройках, гремящих бубенцами и шуркунцами «голубчиках» на паре с отлетом или на «безживотных» сайках лихачей, одетых в безобразные по толщине воланы дорогого сукна, с шелковыми поясами, в угластых бархатных цветных шапках.
В числе деливших Нехлюдов заметил знакомого каторжного Федорова, всегда державшего при себе жалкого, с поднятыми бровями, белого, будто распухшего молодого малого и еще отвратительного, рябого, безносого бродягу, известного тем, что он во
время побега в тайге будто бы убил товарища и питался его мясом.
Перелистывая в корсаковском полицейском управлении алфавит, я нашел бывшего дворянина, который и бегал, и был судим за убийство, совершенное во
время побега, и принял 80 или 90 плетей.
— Нет; учить мне их некогда было, потому что я видел, что мне в это
время бежать пора, а велел им: молитесь, мол, как до сего молились, по-старому, но только Аллу называть не смейте, а вместо него Иисуса Христа поминайте. Они так и приняли сие исповедание.
Неточные совпадения
Постоянно застегнутый на все пуговицы и имея наготове фуражку и перчатки, он представлял собой тип градоначальника, у которого ноги во всякое
время готовы
бежать неведомо куда.
Потребовал Бородавкин к себе вероломного жида, чтоб повесить, но его уж и след простыл (впоследствии оказалось, что он
бежал в Петербург, где в это
время успел получить концессию [Конце́ссия (лат.) — договор на сдачу в эксплуатацию.] на железную дорогу).
Только что перед этим он сочинил повесть под названием: «Сатурн, останавливающий свой
бег в объятиях Венеры», в которой, по выражению критиков того
времени, счастливо сочеталась нежность Апулея с игривостью Парни.
Оно близилось, и, по мере того как близилось,
время останавливало
бег свой.
Сергей Иванович любовался всё
время красотою заглохшего от листвы леса, указывая брату то на темную с тенистой стороны, пестреющую желтыми прилистниками, готовящуюся к цвету старую липу, то на изумрудом блестящие молодые
побеги дерев нынешнего года.